Алексей
Вера.
Не бренчите ложкой! Вы тоже, кроме этой дурочки, мадемуазель Клодин, никого не замечали.Алексей
Вера.
Подождите, она ещё преподнесёт вам пилюлю. Фальшивая насквозь!Лысов
Вера.
Поберегите этот тон для вашей фиктивной жены! У меня одно право – я такая же чокнутая, как вы все! Парижане… Je voudrais du caviar.Алексей
Картина третья
Чистый, прибранный, пустой холл. По лестнице медленно спускается Анна. В комнату входит Вера.
Анна
Вера.
Вся компания на кухне. Я там устроила сцену, наговорила всякого вздору. Немного легче стало. Когда же наконец начнётся этот опрос свидетелей… или как его там?Анна.
Когда она умерла?Вера.
Утром, часов в десять или около того. Мы до последней минуты не понимали, чем это может кончиться.Анна.
А вчера вечером что здесь было?Вера.
Пир горой и танцы.Анна.
Она обо мне ничего не говорила?Вера.
А что она могла говорить?Анна.
Понимаешь, это в некотором смысле Евина дача. Я узнала об этом только вчера.Вера.
Ты у Евы сняла дачу? Как же ты узнала об этом только вчера?Анна
Вера.
Анюта, я ничего не понимаю.Анна.
Думаешь, я понимаю? Одно мне ясно – если она покончила с собой, то это не без моего участия. Смешно… как в старинной мелодраме.Вера.
Ну Ева… И что?Анна.
Ева – первая жена Ефима.Вера.
Твоего Ефима? Но ведь это было безумно давно!Анна.
Я вообще забыла, что она существует. Она и на похоронах не была. Немудрено, что я её не узнала. Мы виделись с ней всего один раз в жизни, она мне сказала одну-единственную фразу, а вчера она как бы продолжила наш разговор, словно и не было этих двадцати лет: «Ну как, мадам, вы были счастливы все эти годы?» Она назвала меня «мадам», я уверена, без злого умысла, – меня здесь все так называли, но в её устах это «мадам» прозвучало обидно, почти оскорбительно.Вера.
Не могла она никого оскорбить.Анна.
А мне захотелось выплеснуть ей в лицо всю правду, но язык к гортани прилип. Что-то я ей ответила – не помню, а дальше разговор пошёл у нас странный, весь на подтексте. Она говорила о каких-то рукописях, просила какие-то книги, тут же извинялась. Потом стала уверять меня, что дача ей совсем не нужна, что она меня вполне понимает, и что, мол, кто ж ещё хозяин дачи, как не Димка. А сама всё движется по комнате: картинку поправит, стены погладит. Вот тут я разозлилась: «Это не вам решать, дражайшая мадам Декер!» А она спокойно так: «Разве Ефим не оставил завещания?»Вера.
А он оставил?Анна.
Я Еве так и сказала: «Глупость какая! Кто в наше время оставляет завещания?» А она мне: «Но ведь он знал, что обречён. Это он вас с Димкой пугать не хотел». Я так и встала соляным столбом. Откуда ей могло быть это известно?Вера.
Мало ли…Анна.
Я ничего не стала уточнять, не задавала никаких лишних вопросов. Я только попыталась объяснить, что ничего не знаю ни о каком завещании. Бред! Недвижимая собственность, как у Бальзака. А она смотрит на меня и не видит. Говорит: как мы счастливы были на этой даче! Понимаешь, ей совершенно всё равно – есть это завещание, нет ли его… И тут я подумала: а может, оно и вправду есть, лежит где-нибудь в старых бумагах. Я ведь ничего толком не разбирала. В общем, я бросилась в город, домой. Перерыла всё, даже тайник в шкафу нашла.Вера.
Ну и что?Анна.
Не было там никакого завещания.Вера
Анна.
Меня не оставляет чувство вины.Вера.
У живых перед мёртвыми всегда есть чувство вины. А что мужа у неё увела, так не ты первая… В конце концов, Ефим сам от неё ушёл.Анна.
Он меня об этом не спрашивал.Вера.
Меня он тоже об этом не спросит.