Летний детектив (сборник)

В революционные годы перестройки, когда Латвия боролась за самостоятельность, он оставался в Москве, потому что был влюблён. Женился, прожили вместе – неважно сколько – мало, – потом развелись. В результате развода он стал обладателем комнаты в коммуналке на Пресне.

Мать звала домой. Когда он приехал в Ригу, то очутился совсем в другом государстве. Латыши обрели самостоятельность, народ ликовал! Те, с которыми сосуществовали многие годы, теперь назывались оккупантами. Мать уговаривала навсегда бросить постылую Москву и остаться жить на земле предков. Пока он размышлял – в России работа, друзья, какое-никакое, но жильё – мать оформила ему второе гражданство. Она очень повеселела, мир уже не казался ей столь враждебным. Но в одном всё осталось без изменений – ненависть к далёкой Марье. Она тоже была оккупанткой.

Ненависть матери подкрепилась общим настроением. Народ стал поговаривать, что скоро будут возвращать незаконно отчуждённую Советами собственность – будь то земля, или ферма, или дом. Только тут она выяснила, что покойный муж, кроме семейных драгоценностей, увёз в Россию документы на «Лондон».

– Не понимаю, зачем они ему в Москве? Неужели только для того, чтоб досадить мне?

Эрик понимал. Видимо, у отца тоже было особое отношение к «Лондону». Бумаги на дом были последним вещественным доказательством его присутствия в комнате с чёрным ходом. Они помогали отцу мечтать и разгуливать по тому же маршруту – от кухни до кабинета.

– Ты должен пойти к Марье и потребовать у неё бумаги. Когда ты едешь в Москву? Пойди к ней и объясни всё как есть. Она чудовище, я понимаю, но бумаги на дом не имеют для неё никакой цены. По-хорошему, мы имеем право и на драгоценности, но она их не отдаст… Но бумаги…

И так по кругу. Матери казалось, что она многие годы прожила, забыв пароль, эдакий «сезам, откройся», а сейчас вспомнила, и поэтому обрела власть над событиями.

И всё-таки она его уговорила. Приехав в Москву, Эрик попёрся, как дурак, по известному адресу. Он не представлял, как будет разговаривать с этой женщиной. Может быть, он вообще не скажет ни слова. Главным было – посмотреть на неё – ненавистную и притягательную одновременно. Но затея сорвалась: на его звонок в дверь никто не вышел.

Спускаясь по лестнице вниз, он столкнулся с плотной краснощёкой особой с потной шеей. Она, задыхаясь, несла сумку, полную овощей, и разговаривала сама с собой: «Я ему дала семьдесят тысяч… а он мне… нет, не так надо считать». Не поднимая глаз на Эрика, она обтекла его, обдала жарким духом и полезла дальше вверх. Дойдя до двери, той самой, в которую он только что звонил, она поставила сумку на пол и стала орудовать ключом, опять что-то бормоча под нос.

Мать называла её обольстительницей, разлучницей, и воображение рисовало что-то элегантное, роковое, с египетскими длинными глазами и гибким телом. Время меняет облик, но не настолько же! Даже мать – а она уже была больна (тогда они ещё не знали, что у неё рак) – выглядела гораздо моложе и привлекательнее. И ради этого чудовища – нелепого, старого и сумасшедшего – отец изуродовал всем жизнь? Уже не ненависть, а брезгливость перехватила дыхание. Он, топоча по лестнице, рванул вниз.

Мать сгорела быстрее, чем предсказывали врачи. Она знала, что умирает. Её предсмертным желанием, а если хотите, навязчивой идеей, было: «Ты должен любым способом вернуть собственность семьи Крауклис – дом и ферму. От фермы остался один сарай – пусть он станет твоим. К сараю тоже полагается земля. А дом стоит бесхозный. Советский военкомат ликвидировали. Я узнавала. Нужны только документы, а там хороший адвокат поможет доказать твои права».

С адвокатом он встретился спустя несколько месяцев после смерти матери. Полгода – такой срок он назначил себе в знак траура. Видимо, он был всё-таки больше похож на отца, чем на мать. Она умела говорить: «Немедленно!» – и делала это, а образ отца – сильный, большой человек – подразумевал в себе некоторую неторопливость.

Встреча с адвокатом не обнадёжила.

– Покажите документы… Ага… это ферма. А дом?.. По какому он, говорите, адресу?

– Документов на дом у меня пока нет. Но будут. А сейчас я хотел прояснить для себя этот вопрос. Так сказать, принципиально.

– А что тут решать? Имея на руках необходимые бумаги, я смогу доказать в судебном порядке наличие наследственной массы. Но ведь ваш отец был женат. Супруга его жива?

– Насколько мне известно – да, и умирать не собирается.

– Должен вам заметить, что его супруга вашего батюшки, также как и вы, является наследницей. Причём она получает большую часть.

– Дома?

– Всей наследственной массы. Как вы будете с ней всё делить?

– Речь идёт не о ней, а обо мне. Я ношу фамилию матери, но легко доказать, что мой отец – Улдис Крауклис. Да, у него была жена, но она русская, она живет в Москве и является подданной другого государства. Я думаю, судейские будут на моей стороне.

– Сейчас не время об этом говорить, – сказал адвокат. – Если бы вы полгода назад ко мне обратились, тогда другое дело.

– А сейчас чем плохо?