Лето круглый год

Всем нравятся сказки. Вот, написал, а потом подумал – неа, есть люди, которым никакие сказки не нужны. Ладно, мне они и в мои весьма почтенные годы не мешают. Поэтому заменю "всем" на "мне". И люблю я больше добрые сказки со счастливым концом.

Одна такая сказка начиналась у меня перед глазами. Читал я лекции в Греции небольшой группе господ профессоров. И там же был мальчик лет восемнадцати, который единственный из всех них отвечал на мои "риторические вопросы", если я делал паузу чуть побольше (не секрет, что ни студенты, ни профессора не любят отвечать на вопросы во время лекций дабы не показаться, а еще хуже, не оказаться, дураками). Оказалось, что мальчик к своим восемнадцати или девятнадцати годам успел пройти всю университетскую программу и писал дипломную работу. Дальше в его планы входило поехать в США, защитить там phd и, вроде бы, вернуться. Причем его босс, который тоже был слушателем тех лекций, говорил, что ждет мальчика великое будущее. По своему разгильдяйству имени я не записал, хотя фотоснимок моих слушателей где-то валяется. Прошло больше 15 лет с тех пор. Время от времени я вспоминал этого мальчика, который уже и не мальчик. А недавно, наконец, удосужился спросить его руководителя, что известно о его ученике. "Ничего не слышал с тех пор, как он уехал". Конец сказки.

Съездил к греке

Говорят, что за границей народ жутко честный. Ага, слышал. И даже видел, как работяги, что делали ремонт в моей квартире, уперли две трети материалов. Ну, и облапошили заодно богатого бестолкового иностранца.

Ну, ладно, Колумбия – дикая страна. И вообще у них католическая идея, что Бог велел всем делиться с нищими. Правда, тот нищий, что пер – у него собственный четырехэтажный домишко был, но мне он приговаривал, что он такой бедный, такой бедный… Я почти плакал, слушая его печальную историю. Про дом он в самом конце уже сказал. Хороший человек.

А вот в некатолической стране, в Греции. Поехал я туда по гранту. Жил в общаге, где за стенкой жили хорошие люди, албанцы, они по какому-то обмену приехали. Приходили они к себе в комнату часа в два ночи, но им не спалось – так что начинали громко петь. Часов до пяти утра пели. А потом баюшки.

Но у меня режим был немножко иной – я топал к восьми утра на факультет математики. Там у меня был собственный кабинет, кстати, кабинет декана, который в то время был ректором, и собственный ключ от здания. Поскольку я там был два месяца, а делать в городишке абсолютно нечего, то ходил я на факультет каждый день, включая субботу и воскресенье – там надо было "совместную" статью набрать, чтобы за визит "расплатиться" с гостеприимными хозяевами. Ну и по интернету полазить-почитать. И вот, обнаружил такую закономерность, что как в субботу-воскресенье приходишь, так в туалете полно бумаги и мыла. А в понедельник рано утром – ни мыла, ни бумаги. Точнее, бумага есть, но чуть-чуть. И если в субботу в здании еще всякие граждане бывали, то в воскресенье я там практически один был. Ну, и в очередной понедельник, когда я пришел пораньше, я не поленился по туалетам пробежать, которые были открыты. И на всех этажах одна и та же картина: ни мыла, ни бумаги. "Ну, – думаю, – дела: это же точно будут говорить, что вот же чмурь из России приехал! Такой жадный, что даже грошовую туалетную бумагу тырит. А потом повезет в свою нищую Россию задницу своему семейству подтирать." А действительно, кому еще? Я ж один обычно в воскресенье там торчал. Дурацкая ситуация. Ну, я подумал-подумал, пошел к своему пригласителю, да и рассказал эту ситуацию. А мудрый грек – о греках недаром в России кроме как "хитрый грек" не говорят – грек мой только и сказал: "Поняааатно." А в следующий понедельник бумага уже не исчезла.

О греческой компартии

Был когда в Иоаннине в 1998-м, стукнуло в голову, что не худо бы себе заказать настоящие капиталистические очки. Чтобы был я как новенький. И отвел меня профессор Вассилис к глазнику. Пока сидели у того в приемной, я все вертел головой, рассматривал. На стенке висит что-то модерное: крест деревянный, прибитый к дощечкам от ящика, необструганным. "Уууу, – сказал Вассилис, – это у него подарок от одного знаменитого скульптора-художника. Жутко дорогая вещь!" Я говорю, что мог бы таких произведений гвоздями набить… "Я бы тоже мог, – говорит Вассилис, – только не заплатят." Кручу головой дальше. Книжный шкаф, а там целая полка чем-то очень знакомым заставлена. С незабываемой бородкой клинышком на том томике, где обложка видна. "А Ленин откуда здесь взялся?" – спрашиваю. Вассилис и сообщает, что был этот врач секретарем городского отделения компартии. И выбрали его мэром города вдобавок: "А как у вас там СССР пропало, так и партия эта у нас захирела совсем."