ЛЕТО – ЛЕТО и другие времена года

Именно Мария стала прообразом Юли в моём романе «Асфальт», именно её портрет я со всей тщательностью выписал и описал её трагическую судьбу. Я всегда буду ей благодарен за открытую дверь в европейский театральный мир и за то, что она придумала тот способ перевода моих спектаклей, который мы со Штефаном Шмидтке осуществили и который впоследствии часто применялся при переводе живых спектаклей с одного языка на другой. Мы просто показали пример.

Мы показали, что такое возможно. А придумала возможность присутствия переводчика прямо на сцене Мария Циммерман, которая после Ганновера долго была директором драматической программы Венского фестиваля и именно с этой должности ушла из жизни.

Прошло девять лет с того момента, как я в последний раз был на Венском фестивале. И теперь тот самый Штефан Шмидтке, который младше меня на год, весёлый, чувствительный, невероятно остроумный Штефан является директором драматической программы крупнейшего в Европе Венского фестиваля. И он переводил мой спектакль, несмотря на свою громкую должность и безусловный статус. Переводил, одетый в рубашечку с закатанными рукавами, чёрные брюки и кеды, не в маленьком подвале великого театра, а на большой сцене для почти тысячи зрителей. Годы прожиты не зря!

В огромной программе Венского фестиваля в этом году только два российских спектакля. Кирилл Серебренников представлял «Мёртвые души» до меня. В России я спектакль не видел и прессу не читал, в Вене же он прошёл с большим успехом, четыре раза, в переполненном более чем тысячном зале. Знать об этом было приятно.

Я представлял спектакль «Прощание с бумагой», премьера которого состоялась больше трёх лет назад. Для Вены, в расчёте на перевод, я подготовил редакцию на треть короче и легче, чем та, что я исполнял дома.

Я волновался по любому поводу. По всем возможным поводам!

Будут ли понятны и интересны венцам мои промокашки, черновики, кляксы, гусиные перья, почерки, конверты, телеграммы, берестяные грамоты, телефонные книги… вся моя бумага. Я волновался ещё и потому, что сомневался, что крайне занятый директор драматической программы фестиваля Штефан Шмидтке сможет сосредоточиться и перевести все тонкости.

Волноваться очень полезно! Но волнения мои были напрасны. Штефан всё блистательно перевёл, а венская публика не хуже нас знает, что такое промокашка, тубус, готовальня, ватман, клякса и прочее.

Минуте на тридцатой спектакля я чувствовал восторг, который не скрывала публика, когда слышала от человека из России темы, которые для них одинаково знакомы, понятны и дороги, но которые ими забыты, возможно, раньше, чем нами.

Люди радовались некоторым нестыковкам в переводе, радовались тому, что Штефан забыл слово «кобыла», удивлялись и радовались тому, что слово «клякса» звучит в немецком языке так же, как и в русском, и, оказывается, подарено немецким языком русскому. Люди радовались не только самому спектаклю, но и нашему со Штефаном диалогу, диалогу двух языков и двух культур.

На поклоны мы со Штефаном выходили вдвоём, нас не отпускали минут десять. Это было здорово!

Наших бывших граждан было совсем немного, в первый день меньше, чем во второй, потому что одновременно с моим спектаклем проходил концерт «ДДТ» – сугубо для бывших сограждан и совсем не в рамках фестиваля. Поэтому эксперимент в первый день носил почти чистый характер.

Пресса о спектакле выходит хорошая, неумная, но вполне хвалебная и, можно сказать, восторженная.

Я отдаю себе отчёт в том, что мой скромный спектакль не являлся центральным или особо важным событием фестиваля. Мои спектакли выходили, помимо концерта «ДДТ», параллельно с премьерой «Братьев Карамазовых» знаменитейшего берлинского режиссёра Франка Касторфа. Вот было главное событие!

Спектакль шёл шесть с половиной часов, исполнялся на бывшей фабрике по изготовлению гробов. На сцене висел портрет молодого Сталина… Были в спектакле диссиденты, Советский Союз, красные спортивные костюмы, щи и DJ Stalingrad… То есть отчаянно смелая и даже бесстрашная постановка. Какое тут «Прощание с бумагой»!

Но мне было приятно…

Мне было радостно приехать в Вену, где давно не был. Приехать совсем на другом уровне и в другом возрасте, а главное – в состоянии совершенно другого опыта.

Мне было приятно, радостно и гордо, что команда работающих со мной техников: звукооператор, светооператор, два монтировщика – совсем молодые ребята, у которых был первый международный фестиваль, справились со своей технической задачей блестяще и были не лучше, но и совсем не хуже матёрых местных техников, привыкших решать технические задачи любого уровня и пользующихся оборудованием, которое нашим ребятам и не снилось, и видевшим и работавшим со всеми возможными звёздами мирового театра.

Должен сказать, что техники на Венском фестивале – это самые лучшие люди, я от них в восторге. Но мои, то есть наши, были не хуже. Смонтировали спектакль меньше чем за пятьдесят минут, разобрали даже быстрее. Подружились с местными мастерами и произвели на них самое лучшее профессиональное впечатление.

Я очень гордился!