Юркий желтопуз выскочил из кустов на дорогу, поднял голову и настороженно уставился на меня, время от времени высовывая длинный трепещущий язык. Я махнул ему рукой. Желтопуз сорвался с места и скрылся в придорожной траве.
Через час я добрался до церковной площади. Натруженные ступни с непривычки горели. Солнце пекло беспощадно. Я прислонился к разобранным ярмарочным навесам, утёр пот со лба и стал обуваться.
На церковное крыльцо вперевалку вышел пастор Свен. Его объёмистое туловище плотно облегала повседневная коричневая сутана. Белый пасторский воротничок был расстёгнут. Увидев меня, пастор приветственно кивнул.
— Здравствуй, Ал! Да благословит тебя Создатель! Не хочешь зайти?
— Исповедаться? — мне почему-то стало смешно.
— Просто поговорить, — улыбнулся пастор Свен. — И служителю Господа не чуждо любопытство. К тому же, у меня есть холодный лимонад.
Я непроизвольно глотнул пересохшим горлом и с радостью кивнул. Мы вошли в прохладный полумрак церкви. Длинные ряды пустых скамеек пересекали просторное помещение. Над алтарём висел простой деревянный крест.
Пастор ушёл в свою комнатку и вскоре вышел с большим кувшином. С круглых глиняных боков падали на пол серебристые капли.
— Я всегда держу лимонад в кадке с колодезной водой, — улыбаясь, сказал пастор. — Пей прямо из кувшина, не стесняйся.
Ему не пришлось долго меня уговаривать. Я жадно припал к холодному глиняному бортику и, не переводя дух, осушил половину посудины.
— А почему вы не проведёте в церковь электричество? — спросил я, возвращая пастору кувшин.
— Мне предлагали, — ответил пастор. — Но я решил оставить всё, как есть. Нам и без того предстоит увидеть множество перемен. Но хоть что-то в жизни людей должно оставаться привычным.
Он тоже выпил лимонада, поставил кувшин на скамейку и сам опустился на неё, облегчённо вздохнув.
— Я так и не поблагодарил тебя за спасение, Ал. Нам пришлось бы туго, не подожги ты тот сарай.
— А откуда вы знаете, что это я?
Чёрт, неужели весь посёлок уже в курсе?
— Догадаться было несложно. Но я никому не сказал. Возместил владельцу убытки из церковной казны.
— Я верну вам деньги, пастор Свен! — краснея, сказал я.
Пастор махнул рукой.
— Я наслышан про твои похождения в поясе астероидов. Похоже, ты уже сделал достаточно для всей планеты, Ал.
Слышать такие слова было приятно.
— Похоже, Создатель выбрал для тебя интересную судьбу, — продолжил пастор, легко улыбаясь. — Не знаю — завидовать тебе, или сочувствовать…
— Да что там, — пробормотал я. — Ну, слетал в космос пару раз. Что из того? Как был фермером — так им и останусь.
Пастор покачал головой.
— Самое глупое, что может сделать человек — остановиться, когда судьба указывает ему дорогу. Ты можешь найти тысячу аргументов за то, чтобы не идти своим путём. Все они будут правильными и весомыми. Но если ты прислушаешься к ним — пиши пропало.
Тут мне показалось, что я могу подловить пастора на противоречии.
— Но вы же сами говорили, что Создателю угодны все проявления жизни.
— При условии, что эта жизнь нравится тебе, Ал. Только при этом условии.
— Так что же мне делать? — растерялся я.
— Слушать свои желания. Не сиюминутные, а настоящие. Желания, за исполнение которых ты готов отдать всё — это и есть голос Создателя в тебе.
Пастор взял кувшин и отпил ещё немного лимонада. Потом протянул кувшин мне.
— А если я ошибусь? — спросил я, глядя на колыхающуюся жидкость.
Пастор весело пожал плечами.
— Жизнь не может состоять только из правильных поступков. По крайней мере, это будут твои ошибки, а не чужие.
Я задумчиво кивнул и медленно допил лимонад. Протянул кувшин пастору и поднялся со скамьи. Солнце бросало розовые блики сквозь круглое окно в потолке церкви на тёмное дерево креста.
— Спасибо, пастор Свен!
***
Я вышел на улицу, и меня буквально обдало зноем. Неподвижный воздух раскалился, пыльная листва деревьев бессильно обвисла. Небо выцвело, словно застиранная рубашка.
На мгновение мне захотелось вернуться обратно, в прохладный сумрак церкви. Детское желание спрятаться от неуюта. Я тряхнул головой и спустился с крыльца.
Проходя через площадь, я бросил невольный взгляд на недавнее пожарище. На месте сгоревшего сарая стояло новое, крепкое строение, обшитое медово-жёлтыми, не успевшими потемнеть досками.
Я свернул в переулок, миновал заросший сад, перекинувший ветви через старый забор, и вышел к дому доктора Ханса. Здесь тоже стучали топоры и молотки. Рядом с домом плотники рубили первые венцы большого здания. Утоптанная рыжая земля была завалена щепой и обрезками досок. Среди плотников я с удивлением увидел дядьку Томаша. Он тоже заметил меня. Спрыгнул с бревна и, бодро, переступая через мусор, пошёл мне навстречу. Я глазам своим не поверил — дядька Томаш не хромал!
— Привет, Ал! — крикнул он издалека.
— Здравствуйте, дядька Томаш! — ответил я. — Как ваша нога?
Дядька Томаш подошёл ближе и закатал брючину, к которой прилипли свежие опилки.
— Погляди-ка, Ал! — с гордостью сказал он.
Вместо потемневшей отшлифованной деревяшки под брюками был протез из блестящего металла. Место колена занимал шарнир в сплошном кожухе.