Я не почувствовала ничего. Ни удивления, ни страха, ни надежды. Просто отметила про себя сухие факты: вот лодка, надувная, плывёт, к нам. Яринка, судя по равнодушному взгляду, тоже не испытала особых эмоций по такому случаю, зато Дульсинея Тарасовна оживилась. Засеменила через дорогу, приложив руку козырьком ко лбу, забормотала что-то.
В лодке, что приближалась со взмахами таких же ярко-оранжевых вёсел, поднялась в полный рост мужская фигура, подняла руки, приветствуя, несомненно, нас, и Дульсинея Тарасовна махнула в ответ, всё так же напряжённо вглядываясь в нежданных гостей.
Яринка собрала растрепавшуюся запылившуюся рыжую гриву в конский хвост и ровно заметила:
– А с вещами всё-таки надо разобраться.
Я кивнула. Мы взяли оставшиеся вещмешки и оттащили подальше от мёртвого деда Венедикта, который, хоть и находился в прежней позе, больше не выглядел прилёгшим отдохнуть, и оставаться рядом с ним не хотелось.
Лодка приближалась. Дульсинея Тарасовна топталась у перил моста, вглядываясь в её пока неузнаваемых пассажиров. Мы с Яринкой сложили необходимые вещи из двух вещмешков в один, и только тогда я вспомнила картину, которую отчаянно гнала прочь от себя последние часы. Дэн на кренящемся пласте асфальта… взмах рукой… чёрный предмет описывает дугу в воздухе… Пчёлка!
Сумка Ральфа лежала там же, где упала. Она почему-то была застёгнута на молнию, хотя я не припомню, чтобы застёгивала её. Если только Дэн успел это сделать.
– Правильно, – серьёзно сказала Яринка, когда я вернулась к ней, – Оружие может нам понадобиться.
И, словно подтверждая её слова, Дульсинея Тарасовна вдруг издала сдавленный крик. Мы подскочили как ужаленные, не от страха – от неожиданности, успев уже привыкнуть к царящей над Амуром солнечной тишине. А затем бросились к старой женщине, которая быстро шла вдоль перил моста, не сводя глаз с приблизившейся лодки.
– Что случи… – начала Яринка, обогнавшая меня на корпус, и внезапно резко остановилась, замолчав на полуслове.
Я налетела на неё, чуть не упала, уже открыла рот, чтобы в свою очередь поинтересоваться: что же, чёрт возьми, опять случи… – но снизу долетел знакомый голос:
– Даша! Ярина!
И, ещё до того как Дульсинея Тарасовна назвала прибывшего по имени, я уже знала, кто это. Во всём мире Дашей по старой привычке меня мог назвать только один человек – Михаил Юрьевич.
Когда я увидела его худощавую фигуру, покачивающуюся в лёгкой надувной лодке, то впервые с момента исчезновения Дэна в водах Амура, испытала что-то, кроме безысходности и горя. Удивление. Ведь Михаил Юрьевич никак не мог находиться здесь, разве нет? Если верить словам Бурхаева, ему полагалось сидеть в следственном изоляторе, ожидая суда. Разве мог он оттуда убежать, да ещё столь быстро переместиться на несколько тысяч километров?
А такая обычно насмешливая и решительная Дульсинея Тарасовна тем временем превратилась в суетливую квочку. Она, всплёскивая руками, бегала вдоль перил моста, не сводя глаз с уже приблизившейся почти вплотную лодки, и, наверное, Михаилу Юрьевичу повезло находиться вне зоны её досягаемости – иначе он был бы задушен в счастливых материнских объятиях.
– Ма! – крикнул он, явно осознавая грозившую ему опасность. – Мам, всё хорошо! Я в порядке, успокойся!
– Как же это… как же это… – бормотала старая женщина, напрочь забыв и про нас с Яринкой, и про лежавшего неподалёку неподвижного деда Венедикта, и про разыгравшуюся здесь недавно трагедию.
– Что происходит? – очень спокойно спросила подруга, глядя вниз, на прыгающую на волнах лодку. – Его выпустили? И как он здесь оказался?
Я лишь пожала плечами: сама ничего не понимала. Какой смысл гадать? Наверняка Михаил Юрьевич скоро всё объяснит, стоит ему лишь подняться к нам. Или нам спуститься к нему?
– Мишенька, туда! Туда подплывай! – закричала Дульсинея Тарасовна на удивление зычным, почти мужским голосом. – Мы там спуститься сможем!
По могучей свае моста, оказавшейся под нами на момент его крушения, и благодаря которой мы не рухнули в воду вместе с вертолётом, карабкались вверх всё те же, на вид непрочные, как паутинки, ступеньки-скобы, начинающиеся прямо из воды. К ним сейчас и вели лодку Михаил Юрьевич и двое его молчаливых спутников, сидящих на вёслах.
– Девочки! – Дульсинея Тарасовна, опять становясь волевой и решительной, повернулась к нам. – У нас есть верёвка? Нужно сначала спустить вещи в лодку, а потом уже спускаться самим.
– А как же дед Венедикт? – меня покоробила мысль о том, что мы сейчас просто уплывём, оставив старика здесь одного, под солнцем и ветром.