Как кстати концерт романса. Свое, глубокое, что никому не отнять. Слушать не для того, чтобы плакать и сожалеть, а чтобы, увидев и услышав достойных людей – и молодых в том числе! – найти подтверждение своей жизни. Но «утро туманное» надрывает сердце, и хочется подчиниться сериальной одури.
Кончился концерт. Кончался день. Маргарита Романовна раздвинула занавески и открыла окно. Огромный город гудел в сумерках, как улей. Природа сжалилась над людьми, уставшими от жары и вражды. Похолодевший и потемневший воздух объединил обладателей кондиционеров и завсегдатаев знойных автобусных остановок.
Ах, не надо было Маргарите Романовне в тот прикинувшийся миротворцем вечер выходить на улицу! Осталась бы дома, общипала бы засохшие листья цветов на подоконнике, почитала бы Пикуля, посмотрела бы, в конце концов, чертыхаясь, сериал. Но прохлада обманула ее, пообещав бездумную прогулку и завтрашний день с чистого листа.
В который раз заставив себя не заметить грязь и вонь лифта, Маргарита Романовна вышла на улицу.
Глупые старухи на лавке. Вороны, способные только каркать, проклиная свою и чужую жизнь. Антонина, как всегда, примостилась с краю. Как бы и нашим, и вашим. При виде Маргариты Романовны вскочила, пристроилась рядом. Череп просвечивает сквозь седые редкие пряди. Желтое костлявое лицо. Кулачком вытирает слезящиеся глаза. И никак не вытрет – в уголках моргающих щелок всегда гной.
– И вы вышли свежим воздухом подышать? Ну и денек! Как дочка, как внук? Что-то давненько его не видела.
Вот змея. Не дай бог чего сболтнуть, тут же все бабки на лавке накинутся на известие, как стервятники, со всех сторон осудят и приговорят. Нет уж, довольствуйся спокойным: «Все в порядке. Учится». А Антонина не унималась:
– Ой, вы знаете, что собаку на нашем переходе задавили?! Я час назад проверяла – так и лежит за остановкой, живая. Вот так они нас и давят. И знаете, чего я боюсь? Тут где-то поблизости девица поселилась с двумя бойцовскими собаками. Студентка. Так она специально бродячих псов ловит и на них своих волкодавов натравливает. Тренирует. Как бы она эту бедолагу тоже не прибрала. Уж лучше бы ей сейчас умереть, до этих мук. А вы не думаете опять собачку завести? Такой милый у вас пуделек был. Никак мне его не забыть. Ласковый, умный.
Антонина в далекие годы работала в архиве МГУ. Из дворян. Что же жмется к деревенским пересудам на лавочке? И чего к ней, Маргарите Романовне, лезет? То, что сейчас сказала про собак – удар жестокий и подлый или что другое? Смотрит Антонина жалобно и просительно, будто от Маргариты Романовны помощи ждет. Одинокая, совсем одинокая.
Можно было еще отключить чувства, погрузить себя в безопасный наркоз. Ведь случилось же на днях: из кафе с цепями на парковке выкатились два пьяных и веселых молодца и обозвали хромой блядью – нет, не Маргариту Романовну, а колченогую обтрепанную женщину, замешкавшуюся, заметавшуюся у них под ногами. На Маргариту Романовну накатило. В руках у нее была сумка с двумя пакетами – молока и кефира. Ах, какой получился бы размах, какой удар по бритым головам! Справилась, совладала с собой, но все равно было тошно. Стала противна тетка, ее испуганное овечье лицо. Ненужная встряска, против которой один рецепт – смотреть не видя.
И сейчас надо было одной или вместе с Антониной сделать обычный круг по кварталу, по самым тихим улицам, мимо пятиэтажек, напоминающих деревенские кладбища. Такие они запущенные, почти до крыш утонувшие в разросшихся березах и кленах и от того даже красивые. Скоро дома снесут, жильцов переселят и деревья срубят. В шестидесятые годы молодые новоселы таскали их из ближайшего леса и весело втыкали куда попало. А девятиэтажный дом Маргариты Романовны и Антонины не снесут. Он построен на два десятилетия позже.
Маргарита Романовна зашагала к склону, к лестнице, к автобусной остановке. Антонина молча семенила рядом. Деловито, будто сразу поняла намерения Маргариты Романовны и именно на них и рассчитывала.
Собака лежала на прежнем месте и будто спала. Почуяв людей, открыла глаза и задышала лихорадочно. Маргарита Романовна подошла, примериваясь. Поднять на руки? А если она возьмет спереди за «подмышки», а Антонина обхватит живот выше раненых лап? Невозможно. Повернула назад к лестнице.
У подъезда старухи смотрели, поджав губы. Антонину оставить бы внизу, но Маргарите Романовне нужна была сейчас ее абсолютная поддержка, а не перешептывание с врагинями на лавочке.
Впустила Антонину в коридор. Та замерла, не осмеливаясь пройти дальше. Маргарита Романовна вытащила на середину спальни из-под письменного стола большую картонную коробку, набитую документами. Принесла из кухни нож и полиэтиленовые пакеты и стала запихивать в них, не глядя, бумаги с шапками организаций и без них. Мелькнуло: ГИБДД, «экспертиза», «на ваш запрос…». С глаз долой! Опустевшую коробку разрезала по бокам и опустила четыре полосы на пол. Сложила плоско друг на друга, чтобы было удобно нести.