Лето сумрачных бабочек

Я хотела спросить Стеллу, как мы собираемся сделать это – как мы вообще когда-нибудь собираемся приводить маму в порядок, – но в этот момент перед собравшимися появился святой отец Хилл, и все умолкли. Церемония крещения длилась всего полчаса. Сначала все молились, потом пели, а потом мама и папа Альберта вынесли его вперёд. Он был одет в белое крестильное платьице с кружевами, и отец Хилл брызнул водой ему на голову, благословив его во имя Отца, Сына и Святого Духа. Альберт немного поплакал, так же как и миссис Джексон, но было видно, что она просто тронута до глубины души.

Отец Хилл сразу мне понравился. Он был довольно стар, и хотя он, вероятно, миллион раз до этого крестил младенцев, он вкладывал в церемонию всю душу. У него был гулкий, низкий голос, который эхом раскатывался по церкви, но в нём чувствовалась и некая мягкость – особенно в том, как он обращался с Альбертом.

– Он выглядит добрым, – прошептала я Стелле. – По-настоящему добрым. Может быть, он сумеет поговорить с мамой?

Стелла покачала головой:

– Я думаю, будет лучше обсудить это с доктором. Особенно если у неё продолжаются головные боли.

Когда церемония закончилась, мы все перешли в соседнее помещение – в церковный зал, – где нам предложили сэндвичи, торт и чай. Отец Хилл стоял вместе с миссис Уилсон, приветствуя входящих в зал людей. Я хотела поговорить с ним, но не в присутствии миссис Хилл. Я хотела просто сказать, что мне понравилась служба и что я могу попытаться прийти в следующее воскресенье, но миссис Уилсон внушала мне страх – она смотрела на меня так, словно у меня три головы. Я вспомнила, как Мак говорил насчёт того, что она занимается экзорцизмом, и постаралась стать как можно незаметнее, гадая, почему она всегда на меня так смотрит.

– Пойдём попробуем торт, – предложил Мак, ведя меня подальше от миссис Уилсон к столам с угощением. – Миссис Джексон печёт лучшие булочки во всём Оукбридже.

– Знаю, она приносила их нам на этой неделе.

Мы положили себе на тарелки ломтики торта и булочки и нашли место, чтобы присесть. Некоторое время никто из нас не говорил ни слова. Мы впервые увиделись после того дня в бассейне, и я ощущала, что случившееся висит в воздухе между нами, заставляя обоих чувствовать неловкость. Мне до смерти хотелось, чтобы он пошутил, чтобы вёл себя так же, как раньше, но он выглядел мрачным и обеспокоенным.

– Послушай, мне очень жаль, что тогда так вышло, – сказал он наконец, избегая моего взгляда. – Ну, ты знаешь – насчёт того, что сказал мой отец, и всё такое. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы он держал рот на замке, – я вижу, как сильно тебя это потрясло.

– Всё нормально, – в смущении отозвалась я. – Он только сказал то, что считал правдой.

– А ты в итоге сказала своей маме?

Я кивнула, сглотнув:

– Это было ужасно. Я накричала на неё, назвала её лгуньей, а потом выбежала из кухни, чтобы взять кое-что, одну фотографию, а когда я вернулась, чтобы показать ей, она лежала на полу без сознания. Вот поэтому она и попала в больницу.

Он подался вперёд и спросил:

– Что за фотография?

Я вытерла ладони о сарафан. Они были скользкими от пота. Я знала, что могу доверять Маку, он был очень добрым, но мне по-прежнему было трудно говорить об этом вслух. Я сделала глубокий вдох.

– Фото ребёнка. Точнее, моей мамы с ребёнком в больнице. Оно было сделано за двенадцать лет до моего рождения, поэтому я точно знаю, что это не я, – но я уверена, что это маленькая девочка, потому что она завёрнута в розовое одеяльце. Проблема в том, что моя мама никогда не упоминала о ней.

– Ого! – Мак открыл рот, потом снова закрыл. – С ума сойти! Бекки, ты уверена, что это её ребёнок?

Я вскинула руки, одновременно пожимая плечами:

– Не знаю. Я так думаю, но точно не знаю. – Неожиданно мысль, которая обреталась где-то на задворках моего сознания, всплыла на поверхность. – И это ещё не всё. С тех самых пор, как мы вернулись в Оукбридж, происходит что-то странное. Например, записка, которую кто-то сунул в дверь с просьбой встретиться, это было уже несколько недель назад. Я думала, что она от моего папы, но потом твоя мама сказала, что он уже много лет назад уехал из Оукбриджа, так что я не знаю, от кого эта записка, и вообще, мне ли она была адресована.

Мак с минуту сидел, осознавая это всё.

– Слушай, – медленно произнёс он, – я знаю, что твоя мама нехорошо себя чувствует, но я действительно считаю, что тебе нужно спросить её обо всём этом. Показать ей фото и записку. Узнать, кто этот ребёнок. Это даже может объяснить, почему твой отец уехал из Оукбриджа.

– Я не могу, Мак. Ты не знаешь, какая она. Она ужасно скрытная. И чего-то боится. Что, если она снова попадёт в больницу? Я никогда себе не прощу.

– Я знаю, что это рискованно, но, серьёзно, Бекки, ты не можешь просто сделать вид, будто никогда не находила это фото.

Мы разговаривали, когда к нам подошла миссис Джексон. Она держала на руках Альберта, показывая его всем.

– Разве он не замечательный?! – воскликнула она. – Я думала, что лопну от гордости! Погляди, какое у него личико! Просто картинка, а не ребёнок.