Лето возмездия

Так как женщина не просила его войти, а выглянула за деверь, не привел ли он с собой кого-нибудь, Пуласки, наконец, вытащил свое служебное удостоверение из сумки и раскрыл кожаный футляр.

— Вальтер Пуласки, уголовная полиция Лейпцига. У вас найдется для меня крепкий кофе?

***

Кофе на вкус был совсем не плох. С дымящимся бокалом в руке, Пуласки следовал за девушкой по коридорам учреждения.

Их встретил мужчина, за тридцать, в белом халате, с черными волосами, пробором и очках. Они представились друг другу. Мужчину звали Штайдль, он был двойной врач, и главный врач взрослой психиатрии. «Возможно, немного молод для этой должности», — подумал Пуласки, но с правильными отношениями все было возможно. Медик был ему не симпатичен с самого начала. Пуласки не любил навязчивую туалетную воду. Кроме того, он заметил, что двойной врач не подал ему руку – такой мелочи было достаточно для Пуласки, чтобы составить картину.

— Где ваши коллеги? – спросил Штайдль.

— Какие коллеги?

Штайдль тяжело дышал.

– Я думал, что вы исследуете случай смерти и…

Пуласки осмотрел себя. Не выглядел ли он, например, так, как будто мог исследовать труп?

– Но ведь речь идет о самоубийстве? – поинтересовался он. По меньшей мере, звонивший в уголовную полицию, утверждал так. – Если это действительно так, то через час мы будем готовы к формальностям.

А если нет…

Каждая черта лица и прежде всего, взгляд Штайдля, которым он его рассматривал, выглядели красноречиво. Пуласки даже полагал, что мужчина не хотел скрывать свои мысли. Действительно, криминальная полиция послала к нему такого старого, видавшего виды холостяка! Мужчину, который страдал от приступов астмы, ухудшающимися из года в год, почти перед ранним увольнением на пенсию, и который по этой причине взял на себя в уголовной службе: обычные смертельные случаи, в которых не появляются сразу же судебный медик, фотограф уголовной полиции и команда криминалистов. Хватало одной обычной записи в деле, немного офисного хлама – и дело завершено. Разве только, иначе решит прокурор, тогда привлекались отдел по расследованию убийства или LKA [3] , но этого почти никогда не происходило. Суды были годами завалены работой до верху. Безумец, совершивший самоубийство, интересовал не больше, чем маратель бумаги.

— Где труп?

— В ее комнате.

— Кто ее обнаружил?

— Я.

— Когда?

— Во время утреннего обхода.

Конечно, это было понятно.

– И когда точно? – спросил Пуласки.

– Рано утром, незадолго до шести.

— Что происходит в это время?

— Отпускается доза утренних медикаментов.

— Санитары это не выполняют?

— Для некоторых пациентов я делаю сам из-за контроля полости рта.

Если это происходит таким образом, то сегодня вечером он был еще здесь. При этом проконсультировался при экстренном случае о всех рутинных случаях. С другой стороны, он не привык принимать с распростертыми объятиями. Никто не любит шпиков в своем доме.

Пуласки взял свой чемодан и проследовал за врачом в здание, пока они не достигли длинного коридора. По обеим сторонам он заметил ряд дверей.

— Кто еще знает об умершей?

— Мой медицинский директор, врач Вольф и моя ассистентка Ханна… больше никто.

Ханна была блондинкой в очках в роговой оправе, которая встретила его и затем принесла ему кофе.

Пуласки пил глотками из бокала. Мой медицинский директор, не наш медицинский директор. Опять такая мелочь.

— Как долго вы уже являетесь главным врачом? – спросил Пуласки.

Штайдль остановился. Идеальные черные брови соединились.

– Это важно?

Пуласки покачал головой.

– Неважно. – Молодой хлыщ справлялся с отделением не более четырех или пяти месяцев. Определенно, на каждом коктейле он упоминал минимум пять раз, что являлся теперь главным врачом взрослой психиатрии. Пуласки знал, что его предубеждения с возрастом становились все хуже. Его жена каждый раз напоминала ему об этом, когда они с кем-то знакомились. Но он говорил себе: «Лучше одно предвзятое мнение, чем никакого».

Штайдль остановился перед дверью с номером двадцать семь. На пластиковой табличке на стене стояло – Наташа Соммер. Красивое имя.

Пуласки вошел, пока Штайдль остановился в дверном проеме. С первого взгляда Пуласки не мог установить следы вторжения. Восходящее солнце бросало свои лучи между пластинами жалюзи. Помещение было настолько огромным, что входили кровать, шкаф, стол со стулом и умывальник с душевой. Пуласки бросилось в глаза, что на держателе не висело полотенце. На самом деле, он ожидал падение из окна, с девушкой, которая бы висела на поясе, привязанном к отопительной трубе у потолка или с пропитанной кровью простыней и вскрытой артерией, в которой торчала еще ржавая канцелярская скрепка… Но ничего такого здесь не было.

Наташе Соммер было не больше девятнадцати лет. Нежное существо, с короткими, черными волосами, незамысловатой прической и курносым носом, усыпанном веснушками. В ее красивом лице угадывались восточно-европейские черты лица. Возможно, она была родом из Румынии или Украины. Ее руки были тонкими, скорее всего, девушкка не весила даже сорок килограмм.