Летописи Танарты

— На почтенный спутник видимо хотел сказать, что позором у фуррийцев считается лишь уклонение от прямого вызова на поединок. — Хмыкнул Хирам. — Если же бой был честным и фурриец потерпел поражение от смертного, то он навсегда лишается права возрождения в Алом Чертоге, однако его сородичи мстить за него не обязаны. Так что нашим воинам куда проще не провоцировать лишний раз эту машину смерти, чтобы не рисковать понапрасну и не покрыть себя неизбывным позором, потерпев поражение от смертного… Я прав, мой уважаемый сородич? — Повернулся алхимик к воину Лэрса.

— Тебе, предатель, конечно виднее как половчее обойти наши законы и обычаи… — Дернул щекой фурриец и отвернулся, не желая более продолжать разговор. Похоже, что Хирам своим наблюдением попал в самую точку.

Авар, наблюдая за этой картиной, лишь весело рассмеялся. Оказывается у фуррийских обычаев и законов также очень много так называемых подводных камней, и они не такие уж тупые прямолинейные вояки, какими желают казаться остальным. Хорошо их приграничной страже задирать его самого, так как они прекрасно понимают, что у Бога Ветра несколько иные воззрения, и он никогда не рискнет разрушить свой союз с Фуррой из-за простого желания подраться. Тем паче, что поражение в поединке с бессмертным богом навряд ли будет считаться позором. С Гроттом-Уродом же подобный номер явно не пройдет…

— Вы только посмотрите на него! — Надрывался глашатай — Он может пожрать собственных детей!

А тем временем Гротт и впрямь метался по деревянному помосту, на котором проходили бои и выступления, словно дикий зверь, и свирепо поглядывал на публику, при этом его нечесаные волосы топорщились во все стороны, и от того впечатление он производил довольно жуткое. Впрочем, на самом деле его ярость во многом была наигранной.

— А он ещё и не дурак. — Отметил Авар. — С этим тоже надо будет потолковать…

Наконец на арене показались и противники монстра. Ими и впрямь оказались четверо мускулистых бойцов, принадлежащих, как и сам Гротт, к человеческой расе. Все они не обладали внушительными размерами, но двигались при этом с поистине кошачьей пластикой.

Первым бой начал один из четверых оппонентов Урода, попросту нанеся ему сильнейший удар двумя ногами в грудь. Гротт глухо взрыкнул и отступил на три шага. Двое товарищей нанесшего удар попытались было развить успех своего собрата, но один из них оказался слишком близко к гиганту, и могучий удар толстенной как бревно руки Урода смёл его с ринга как щепку. Бедолага сильно ударился спиной о каменную мостовую и больше уже не поднялся.

Второму тоже не шибко повезло, ибо Гротт сумел перехватить его за туловище и изо всех своих немалых сил шваркнуть лицом о деревянный настил помоста. Брызнула кровь вперемешку с выбитыми зубами, и несчастный потерял сознание.

Оставшиеся двое были, по-видимому, более опытными бойцами, нежели их товарищи, и посему они не стали лезть на рожон, а медленно начали обходить Урода с двух сторон, стремясь видимо захватить его врасплох.

Наконец, они пришли к консенсусу и атаковали исполина одновременно. Один из них нанёс гиганту резкий прямой удар ногой в прыжке, а второй попытался сделать Уроду мощный подкат под ноги.

Однако их манёвр был разгадан. В ответ на их атаку Гротт высоко подпрыгнул, одновременно перехватив несущегося на него сверху бойца за ногу, и приземлившись аккурат на второго нападавшего. Хрустнули кости, и воин задёргался на помосте с раздавленной грудной клеткой.

— Ну что, вы этого хотели, жалкие черви! — Оглушительно взревел Гротт, поднимая высоко над головой оставшегося в живых противника, которому только и оставалось, что беспомощно висеть в железных объятиях гиганта, в ожидании собственной участи. — Вы хотите, чтобы я разорвал его надвое?

— Да!

— Да! — Раздались со всех сторон исступлённые выкрики.

— Вы хотите крови… — Прохрипел гигант, и на лице его на миг промелькнуло тяжкое выражение скорби.

— Да! — Прозвучал чей то одинокий выкрик, но на этот раз он звучал уже далеко не так уверенно, если не сказать жалко.

— Вы хотите крови… вы постоянно хотите крови! Мало вам постоянных войн, так вы и во время мира предпочитаете уничтожать друг друга! Чего ради я должен обрывать жизнь этого доблестного воина? Лишь для того, чтоб удовлетворить вашу ненасытную жажду смерти? Когда то кулачные бои были символом доблести и чести… Но вижу, вы давным давно забыли об этом. Для вас они не более чем кровавое развлечение… — С этими словами Гротт легко опустил тело своего последнего соперника, который явно пребывал в глубоком шоке, на деревянный помост и медленно покинул арену.

Над площадью повисла гробовая тишина, которая впрочем, спустя несколько мгновений сменилась ещё большим шумом. Зеваки оживлённо обсуждали произошедшее. Ведь простой народ всегда как можно быстрее старается забыть всё неудобное и неприятное, предпочитая наслаждаться лишь внешними сторонами жизни, не обращая внимания на её изнанку. На то он и простой народ…

* * *

— …Если тебе что-то не нравится, то я свалю из шоу!

— И что делать станешь, улицы мести?!