Летописи Ванильного некроманта. Том первый

Иногда Омегыч останавливался, чтобы перевести дух, и упирался руками в колени, и снова его спина вдруг начинала бугриться в районе лопаток, норовя сдёрнуть с тела ненужную куртку. Он закрывал глаза, старался расслабиться, восстановить дыхание и ни о чём не думать.

Это непросто. Мысли прозрачными стеклянными шариками перекатывались в голове, наскакивали одна на другую и бились с лёгким звоном. Их осколки больно ранили его изнутри, прорывались наружу и становились то чешуёй на коже, то острыми остовами ещё не сформировавшихся крыльев. Тогда Омегыч рычал и усилием воли загонял своего дракона внутрь сознания. «Я не хочу становиться зверем, — твердил он себе. — Я всегда буду держать тебя под контролем, потому что останусь в первую очередь человеком, а уж потом драконом. А не наоборот!»

И он вспоминал случаи, когда позволял ещё не сформированному зверю выйти наружу и шёл у него на поводу. Поддался чарам и спал с Ют — это раз. Разозлился на неё и посмел заарканить её огненной петлёй — два…

И третий раз — с час назад в городе с нежным названием Розамунда, где он снова ходил на могилу одной мудрой женщины. Там Омегыч внезапно столкнулся со стражниками, которые заподозрили в нём — и неспроста! — преступника, который занимался гнусной некромантией прямо в черте города, где это запрещено.

Разумеется, заподозрили. Разве не он два дня назад раскопал могилу достойной горожанки?!

Окруженный стражей, Омегыч почти превратился там, на кладбище, в дракона, его руки сделались когтистыми лапами, вдоль хребта вырос гребень, а из спины пробились крылья, разбрызгав по снегу и разрытой земле кровь. Он схватил сразу двоих стражников и сшиб их лбами. А затем схватил валявшуюся на снегу куртку и пустился бежать.

И что с этим делать?

Омегыч, рыча, заставил себя принять человеческий облик и размеренно побежал дальше. Главное, что никто сильно не пострадал от его лап. Главное, что все они целы и живы. Главное, что…

Но как заставить себя слушаться человеческого зова, а не звериного, вот в чем загвоздка! Омегыч переполнился нетерпением, гневом, злостью — и пусть он злился сам на себя, это было неважно. Его сущность всё сильнее вырывалась наружу.

Очень хотелось есть. В руках и ногах появилась слабость — до дрожи, до отвращения к себе, до тошноты. Омегыч горстями хватал снег и глотал его, затем обтёр горящее лицо.

Ужасно хотелось есть, снег только разжёг жажду и голод. Он продолжал идти — бежать уже не получалось. Во всём теле нарастала щекотка и дрожь, а затем тошнота стала такой сильной, что Омегыч сообразил — это камень. На сей раз его действие очень сильное. И единственное, что огнемаг успел — это подумать о месте, куда ему надо было перенестись.

Единственном месте, где его ещё ждут и где ему рады, несмотря ни на что.

* * *

Утро показалось Матери Некромантов непривычно светлым и ярким. Она приоткрыла глаза и некоторое время не могла сообразить, что происходит, пока не поняла: ничего особенного, просто никак не меньше десяти часов утра. Мать наспех оделась и заторопилась на кухню, а там с удивлением обнаружила безупречный порядок и накрытый стол.

Анда, Бессвет, Бертина, Тоби, Винни, Хелли и Теренций сидели чинно и смирно, а Упырёк и Нот Уиндвард как раз ставили на стол заварочный чайник и большущую миску с горячими оладьями.

— О, привет, мам, — сказал Упырёк, сияя не хуже чайника. — А мы тут как раз всё приготовили!

— Пахнет вкусно, — сказала Мать с благодарностью.

Бертина уже соскользнула со стула, чтобы сварить ей кофе — и Мать решила, что не станет возражать. С чего бы?

Она сделала первый глоток, стоя спиной к подоконнику, и поняла — кофе отдаёт запахом гари. Словно дымом пожарищ пахнуло на неё. Мать подняла глаза на детей и сосчитала — за исключением Део, Омегыча, Теро-Теро, Кары, Теа и Морты должно было получиться девять человек.

Она сосчитала детей два раза, и у неё получилось десять. Теренций подставил Матери стул и сказал:

— Ты только не переживай. Это — Глазик. Она хорошая!

И тут она поняла, что то, что было спросонья принято за ещё одно человеческое существо, на самом деле — непонятная, почти прозрачная сущность. И у неё один глаз. Красноватый такой. Чуть менее прозрачный, чем всё остальное.

Мать Некромантов остро вспомнила день, когда прогнала Омегыча, чтобы не мешал пить кофе. И ей стало не по себе. И хотя привидение ей очень не понравилось, она только сказала:

— Доброго утра… Глазик.

— Она не говорит, — пояснила Бертина. — Она только может улыбаться и скатываться в шарик. Глазик… покажи нам, как ты это делаешь?

Но сущность застеснялась, покраснела и вытянулась в подобие худой человеческой фигуры. И в самом деле, довольно женственной.

— Она, между прочим, постепенно учиться быть, — гордо сказал Ванильный.

— Учится чему? — спросила Мать, рассеянно глотая кофе.

Может быть, и не пахнет он гарью, а просто у Бертины не получилось сварить его таким вкусным, как варит Омегыч. Но на сегодня, видимо, Омегыча она проспала, как и кофе из его рук.