Летописцы летающей братвы. Книга третья

Недовольство моей ослиной неуступчивостью я ощутил вскоре на своей работе. Доверительные отношения с ведущими специалистами по оформлению средств массовой информации, создаваемые мною, стали пропадать, словно цвет у плохо закреплённой фотографии. В общем, среди столичных журналистов всегда существовало негласное чувство локтя. Все они испытывали определённую нужду в решении рабочих проблем, понимали озабоченность коллег, и в меру своих возможностей оказывали посильную помощь, рассчитывая, в свою очередь, на взаимную поддержку. Но с некоторых пор я стал испытывать некоторое отчуждение у знакомых ребят. То неделями приходилось бомбить отдел технических средств пропаганды, выбивая плёнку и фотобумагу, то вдруг отказывали в фотохронике ТАСС, «Плакате» или в «Красной звезде» изготовить слайды. То приходилось вдруг до хрипоты в горле спорить с нашим цензором полковником Ермолаевым, доказывая, что представленный материал не содержит никакой секретности и давно опубликован в западной прессе. Нет, мне не отказывали в услугах, но обещали выполнить их попозже, дня через два – три, заставляя выполнять несколько заходов при решении одного и того же вопроса. Бессонов беззастенчиво и необоснованно браковал сюжеты, привезённые из командировок Редькиным, обвиняя меня в неспособности руководить подчинёнными. Стараясь смягчить тяжеловесные удары ниже пояса этого хлюпика, Обухов вставал на мою защиту, но с переменным успехом. Искусством унижать подчинённых Евгений Иванович овладел в совершенстве.

Юрий Александрович Кисляков со своими подчинёнными тоже вставали на мою защиту во время планёрок, доказывая, что качество оформления журнала с моим приходом ничуть не ухудшилось, но, оставаясь в меньшинстве, терпел неудачи. Я становился изгоем.

Участие в моём гонении принял и любитель юмора и сатиры полковник Застрожнов. Не сам, а через секретаря квартирной комиссии, он предложил мне освободить ведомственную квартиру в недельный срок.

– Так получилось, товарищ подполковник. В Польше погиб капитан Фомин, и Главком ВВС приказал выделить для семьи погибшего свой резерв, который вы временно занимали.

– А мне куда, на улицу? – скривил я подобие улыбки, понимая, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

– Ну, зачем же так грубо? Езжайте на проспект Мира, там функционирует квартирное бюро, поговорите. Там же и тусовка по сдаче и найму жилплощади.

Когда я рассказал об этом Юрию Александровичу, он крепко выругался и сказал:

– Ну, не сволочи? Похоже, что ты у них под колпаком. Но не дрейфь, всё равно прорвёмся. В крайнем случае, пойду к своему покровителю генералу Голубеву. Сергей Васильевич в обиду не даст.

О Голубеве я узнал от Кислякова недавно. Он был заместителем главнокомандующего ВВС. Боевой офицер, штурмовик, выполнивший во время войны более двухсот самолётовылетов. В одном из воздушных боёв был сбит и попал в плен. Но фортуна лётчику улыбнулась. Когда его подвели к вырытой могиле, и взвод автоматчиков готов был расстрелять молчуна, с ним неожиданно решил переговорить командующий румынской армии. Расстрел временно отменили, но допрос не состоялся. Наутро началось наступление, и Голубев сумел бежать с остальными заключёнными.

Ему пришлось бежать и во второй раз, но уже из ГУЛАГа. И только в сорок восьмом его реабилитировали и вернули все награды.

– Кстати, – вспомнил Кисляков, ты как – то упоминал о знакомстве с генералом Боровых. Андрея Егоровича я тоже хорошо знаю. Крепкий орешек.

– Всё это так, – согласился я. – Но давай не торопить события. Дальнобойную артиллерию запустим в последний момент. А пока надо и подручные силы задействовать.

– Ну, смотри, тебе виднее. Только помяни моё слово: эти стервятники не успокоятся, пока на твоём теле будет хоть клочок мяса.

Как всегда, Юрка оказался прав. Не прошло и недели, и Светлицын подвалил с новым предложением:

– У Белова скоро день рождения, – поймал он меня в курилке. – Если хочешь, присоединяйся. Будем отмечать в ресторане на Новом Арбате.

Странно. Более, чем странно. По логике вещей приглашать надо бы самому имениннику. Или Светлицын взял на себя роль распорядителя? Возможно, что и так. С Беловым у меня сложились нейтральные отношения. Работаем в одном коллективе, а друг друга чураемся. Никто никому не должен. Меня это устраивало. Я жил по принципу: Боже, спаси меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь. Вполне возможно, что Юрий Никитович опасался получить отказ. Гордый и самолюбивый, он не стерпел бы этого. Но, с другой стороны, я ему зачем – то понадобился? Или это была новая попытка создать напряжёнку между моими отношениями с Кисляковым? Ка – ак? Он тоже приглашён на званый ужин? Тогда другое дело. Может быть Беловский юбилей – только повод к встрече враждующих сторон, на которой будет выкурена трубка мира?

Ресторан «Прага», куда я был приглашён, считался престижным не только среди московской элиты. Это было место деловых встреч, званых ужинов, банкетов, юбилеев и торжеств состоятельной публики, членов Правительства, партократии, представительств и посольств.