Летописцы летающей братвы. Книга третья

– Ну, а в нравственном плане?

– А что? Мораль и нравственность блюдут. Но озоруют, – выдержав паузу, рассмеялся чему – то Ивлев и тут же пояснил своё поведение: – Недавно звонят из милиции начальнику училища, докладывают:

– Ваш курсант задержан за попытку изнасилования.

– За изнасилование или попытку?– просит уточнить генерал.

– За попытку, – отвечают.

– Это не наш курсант!

Летние утренние часы в Волгограде прелестны. Воздух пока свеж и прозрачен и напоён ароматом зелени и цветов, настоянных на ночной прохладе. Солнце щедро и весело освещает голубую Волгу, речной транспорт, дома и улицы, по которым спешат озабоченные люди, звенят трамваи и снуют такси. В такие минуты хочется жить и творить.

К десяти, как и договаривались, я был уже в штабе училища и пожимал руку моего однокашника.

– На «Л – 29»– том летать приходилось? – поинтересовался у меня Ивлев.

– Дамский вопрос. Конечно же – нет. Я его и вживую – то никогда не видел. Но с тактико-техническими характеристиками знаком. Хороший самолёт, и красивый.

– Тогда поехали, – пригласил меня в отполированный УАЗик Ивлев. Одетый в лётную летнюю стандартную форму, он почти ничем не отличался от остальных лётчиков. Разве что подчёркнутым уважением подчинённых и возбуждённым блеском карих глаз.

– Комбинезон для тебя и шлемофон я прихватил. Через час взлетаем на Бекетовку. Там как раз заканчивается лётная смена. Там и найдёшь все ответы на свои вопросы.

До местного аэродрома было рукой подать. Водитель лихо подрулил к длинному и обтекаемому, как веретено, самолёту с огромными красными цифрами на фюзеляже, мы вышли из машины, и техник, шагнув навстречу командиру, доложил, что самолёт к взлёту готов.

– Значит, так, – пожав ему руку, проговорил Ивлев. – Я минут на пятнадцать заскочу на КДП, а ты, Михайлыч, объясни великовозрастному курсанту, что к чему. С учётом, что это его первый ознакомительный полёт на данном типе.

«Михайлыч», парень лет двадцатипяти, вежливо и хитро улыбнулся, словно хотел сказать: разыгрываешь, командир, в нашей Каче таких не держат.

Ивлев укатил, а я по команде хозяина самолёта поднялся по приставной лестнице и с трепетом в сердце перешагнул борт пилотской кабины учебно-тренировочного реактивного истребителя. Большой плексигласовый фонарь гостеприимно пропустил моё грузное тело внутрь, и я опустился на спасательный парашют удобного кресла.

И сразу повеяло юностью. На меня с любопытством глядели десятки знакомых и незнакомых приборов, рычагов и переключателей, контрольных табло и лампочек. Ноги сами легли на педали, а ладонь по привычке ухватилась за ребристую ручку управления. Но не приборная доска, усыпанная измерительной аппаратурой, поразила меня, не ощущение от прикосновения к рычагам газа. Я был раздавлен непередаваемым, специфическим, агрессивным запахом, создаваемым всем этим великолепием. Возможно, я гиперболизирую, но твёрдо убеждён в том, что каждый летательный аппарат имеет свой неповторимый запах, уловить который можно с закрытыми глазами. Всё равно, как среди миллионов женщин ты безошибочно определяешь запах возлюбленной.

– Всё понятно, командир? – подгоняя по моему росту пристяжные ремни, спрашивал между тем техник.

– В принципе – да. Только проинструктируй меня, приятель, как пользоваться аварийным покиданием самолёта.

– Да нет ничего проще. Принцип остался тот же: ставишь ноги вот на эти подставки, – показал он скобы, слитые с креслом, – прижимаешься затылком к спинке, отбрасываешь с подлокотника предохранительный рычаг и нажимаешь на гашетку. Понятно?

–До слёз! – принял я его игру.

– Если успеешь, можешь пожелать себе счастливого приземления, – пошутил старший лейтенант. Он, конечно, не знал, что я по образованию профессиональный лётчик, и разыгрывал меня, как простого обывателя. Авиаторы любят пугать народ «воздушными ямами».

– Об этом можно подумать и до раскрытия парашюта, – бравировал я, но где – то в глубоком подсознании сверкнула тревожная мысль о самосохранении.

– Ну, что, готов? – прервал нашу словесную дуэль Ивлев. – Тогда вперёд! Подгоняй АПА.

Он привычно занял рабочее кресло, щёлкнули привязные ремни на его груди, задвигались органы управления в проверке, запели и засвистели на разные лады умформеры.

– Сумку мою подай, – попросил я весёлого техника, чуть не забыв на земле свой шанцевый инструмент.

– Как меня слышишь? – раздался в наушниках голос Ивлева.

– Нормально, командир, – словно прилежный курсант, ответил я. – К полёту готов.

Взяв нижнее «До», турбины силовой установки начали набирать обороты. Это неуклонное повышение октавы знакомо каждому, кто летал на реактивных самолётах. Но редко кому из пассажиров приходилось наблюдать в такой момент за показаниями приборов.

Через несколько минут с разрешения руководителя полётов мы вырулили на полосу, проверили работу двигателей на максимальных оборотах и, отпустив тормоза, начали стремительный разбег. Более волнующего момента не бывает. Всё остаётся позади, сдуваемое с плеч встречным потоком свирепого воздуха, всё подчинено будущему.