Летописцы летающей братвы. Книга третья

Волнуясь, я мягко держался за ручку управления, наблюдал за ростом скорости по прибору и ждал момента отрыва. Как всегда, он наступил неожиданно. И сразу стихли земные звуки, словно за тобой закрылась дверь штамповочного цеха. Мягко щёлкнули замки, фиксирующие уборку шасси, и весёлый звон турбин запел нам бесконечную песню о красоте полёта.

Отработав связь с диспетчером, Ивлев развернул самолёт на север и лёг на заданный курс. Справа по борту серебрилась широкая и раздольная Волга, окаймлённая изумрудным ожерельем прибрежных лесов, слева – просторные степи, изрезанные буераками и глубокими оврагами и усыпанные сёлами, деревнями и станицами.

Мы летели на эшелоне 1200 метров, чуть выше над нами величественно и неторопливо проплывали шапки кучево-дождевых облаков, но болтанки не было. Самолёт скользил в атмосфере, как нож по мягкому маслу. На моих коленях лежала полётная карта – пятикилометровка, по которой я вёл детальную ориентировку. На ней я заранее отметил населённые пункты, где родились и жили когда – то мои родители: Камышин, Петров Вал, Котово, Серино. Не знаю, какие чувства мной руководили, но я физически ощущал необходимость побывать в местах, где прошли детство и юность моих предков.

Перспектива была прекрасной. Населённые пункты, как в киношной камере, наплывали на меня по мере их приближения. Однако, как я ни вглядывался, кроме небольшой речки Иловли, где по рассказам отца, он ловил рыбу, Быково да Котово, другого не узнал.

– Как себя чувствуешь? – отвлёк меня от занятий голос командира.

– Нормально, – и постучал по ручке, прося разрешения попилотировать самостоятельно.

Двойное управление на учебном самолёте чётко передавало тайные сигналы, усвоенные ещё со времён училища. По внутренней связи просить об этом деликатном деле я не решился. Знал, что самописцы, установленные на борту, добросовестно фиксируют каждое слово. Случись предпосылка к лётному происшествию, – и компетентная комиссия по её расследованию непременно сделает вывод, что она произошла в результате передачи управления постороннему лицу. Мне не хотелось подставлять Ивлева по возможным пустякам.

Ивлев хмыкнул, но просьбу понял:

– Ну – ну, давай.

И я почувствовал, как давление на ручку управления ослабло.

Осторожно, как малыш, делающий шаги впервые в жизни, я сделал крен влево и вправо, вниз и вверх, и, послушно слушая моих указаний, истребитель выполнил заданные параметры. Я осмелел и выполнил змейку, сохраняя курс и высоту полёта. Получилось неплохо. Обнаглев и прочувствовав машину, я заложил крен градусов под шестьдесят. Так, по крайней мере, мне подсказали показания авиагоризонта.

Ивлев никак не реагировал на эти шалости. Что ещё можно было выполнить, не меняя режима полёта? Это не зона для отработки техники пилотирования. Впрочем! И я уже намеревался сделать управляемую бочку, но во – время одумался: моя репортёрская сумка с вложенной в неё фотокамерой, блокнотом и туалетными принадлежностями пошла бы гулять по кабине.

Ивлев запросил Бекетовку о подходе и условиях посадки и решительно взял управление на себя. Всё! Праздник кончился.

На стоянке Ивлева встречал командир полка, заместитель командира по политчасти и инженер. Обменявшись рукопожатиями и представившись, я и замполит уединились.

– Хотелось бы ознакомиться с жизнью и бытом ваших воспитанников, поговорить с ними, поснимать достопримечательности, – высказал я свои пожелания. – Времени в обрез, вечером возвращаемся. Неплохо было бы выделить для меня сопровождающего.

– Нет ничего проще, – успокоил меня замполит. – Пропагандист подойдёт?

За три часа мы с капитаном объездили весь гарнизон, побывали на стоянке самолётов, ближнем приводе, прошерстили казармы, переговорили с уймой солдат и офицеров и в конечном счёте оказались в учебно-лётном отделе.

– Сейчас идёт самостоятельная подготовка курсантов, – с радостным оптимизмом доложил мне мой гид. – Скоро экзамены, и ребят консультируют преподаватели.

– Это как раз то, что надо. Организуй мне встречу с парой – тройкой ребят с фотогеничными лицами, – попросил я капитана.

Не прошло и пяти минут, как передо мной появилисьпарни, серьёзные и озабоченные приглашением редактора известного журнала. Мне кажется, они принимали меня за Главного. Но разубеждать их в этом заблуждении я не стал.

– Курсант Шапошников, – представился тот, кто побойчее.

– Курсанты Нишаков и Шевченко, – в тон первому признались его друзья.

– Замечательно! – обрадовался я, узнавая в них себя четверть века тому назад. – Присаживайтесь, ребята, рассказывайте, как живёте.

– Живём – хлеб жуём, – односложно отшутился Нишаков. – Вам, журналистам, что ни скажи, вы всё сводите к героике. А мы обыкновенные, простые. С радостями и печалью, с заботами и тревогами, с головной болью, где бы достать денег на цветы любимой девушке. Короче – и у нас есть бытовуха. А в прессе? Что ни лётчик, то – герой, что ни техник, – тот беззаветный служака. Лакированные какие – то, конфеты в фантиках.

Ребята дружно закивали, соглашаясь с мнением товарища.