Летописцы летающей братвы. Книга третья

– Не забывай о бабушке и деде! – пожелал я ему на дорожку. – Пиши!

По своему характеру и манерам поведения полковник Миронов был добрым, сентиментальным человеком. Особенно к женскому персоналу. Офицеров Илья Александрович держал в ежовых рукавицах, чтобы служба мёдом не казалась. И для поддержки своего авторитета его позиция тоже имела оправдание. Но вот чем другим, а персональным креслом полковник дорожил трепетно. И всякое поползновение, любой намёк на возраст или нецелесообразность использования его опыта в журналистике пресекал на корню, затаивая ревностную обиду на реформатора.

Как и у всякого руководителя, у него были свои любимчики и оппоненты. Первых Главный поощрял и оберегал от нелётной погоды, со вторыми вёл тайную войну на выживание. Одним из своих приближённых считал заместителя полковника Бессонова, который, прежде чем произнести фразу, заглядывал в рот своего шефа. По существу, этот коротышка и руководил работой редакции, поскольку Миронов вечно отсутствовал на приёмах, симпозиумах, презентациях и прочих подобных мероприятиях. Худо ли, бедно ли, но такой расклад в распределении обязанностей журналистов устраивал. Бессонов безвылазно сидел в своей каморке, яростно и лихо барабаня по клавиатуре старенькой машинки. Неизлечимый графоман, он был уверен, что талантлив и неповторим, и вносит в литературу заметный вклад о новых временах. Писал Евгений обо всём, брался за любые темы на заказ и без заказа, и щедро рассылал свои гениальные произведения во множество редакций. И я, и Кисляков, и Жилин и другие восхищались плодовитостью зама и его способностью восемь часов кряду стучать по истерзанной клавиатуре.

Характер Бессонова испортила заграница. Годы, проведённые в Ливии, быстро научили ценить его материальное благополучие. Он настолько привык кататься в достатке, как сыр в масле, что при возвращении на Родину так и не адаптировался к суровой советской действительности.

Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка, – так примерно говорили про Бендера авторы знаменитого романа. Да полно те. Зачем незаслуженно оскорблять Остапа в губительном недуге? Наш Женечка был на порядок выше даже Коробочки – скряги.

Образом его жизни стала погоня за гонораром. О его страсти знали все и снисходительно прощали, как прощают чудачества человеку со слегка сдвинутой крышей.

Крепко сбитые, монолитные, как партия, статьи и очерки Бессонова иногда публиковались в солидных газетах и журналах. Кое – какие из них мне удалось почитать. Мнение создалось двоякое. С точки зрения профессионализма написано грамотно, лаконично, но не интересно. Всё равно, как сваренный борщ, в который забыли бросить заправку. И форма есть, и содержание просматривается, а не вкусен, – и всё тут.

Возможно, я чего – то недопонимал и как – то высказал свои сомнения Кислякову. Юрий Александрович рассмеялся и вдруг спросил:

– Ты знаешь, чем отличается столица Камбоджи от нашего зама?

– ?

– Столица Камбоджи Пномпень, а наш зам – пень пнём!

– Так эта байка про прапорщика, – возразил я.

– А ты что думаешь, среди полковников прапорщиков не бывает?

В том, что Юрка прав, я вскоре убедился на своём опыте. Бессонов вызвал меня в кабинет и выразил недовольство, что фотоматериалы вовремя не представляются на обсуждение.

– Евгений Иванович, здесь вы, безусловно, правы. Мне тоже не нравится, когда начальники отделов берут меня за грудки и требуют иллюстрации, нужные ещё вчера. Но чтобы удовлетворить спрос, я должен знать содержание корреспонденций. А их нет до последнего момента. Вашей, кстати, тоже пока не видел. И что прикажете делать в таком случае?

– У вас что, архива нет?– возмутился Бессонов при упоминании своего прокола.

– Загашник – то есть, но он не актуален. Кому нужны снимки годовалой давности? Может, ребят и в живых уже нет, – вспомнил я про скандал двухлетней давности, случившийся в одной из центральных газет.

Тогда опубликовали мужскую фотографию не первой свежести. А бедняга возьми и умри от инфаркта. Ляп может быть и не заметили, но дядька был каким – то профсоюзным боссом и имел авторитет среди партийной элиты. Происшествие в ежедневной печати крайне редкое. Не то, что в ежемесячных журналах, технология выхода в свет которых растянута на три месяца. За это время с отснятыми людьми могло произойти что угодно. И чтобы не попасть впросак, приходилось часами висеть на телефоне, добиваясь подтверждения с мест, что с идущими в печать персонажами ничего негативного не произошло.

– Дело даже не в этом, – продолжал я развивать свою мысль. – Отдел не может работать в трясучем режиме. Тематический снимок требует организации и подготовки, и, стало быть, времени. Вот и используем дежурные заставки.

– А это ваши проблемы, – отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, Бессонов. – Не подменяйте творческий процесс банальным ремеслом.

– Об этом и речь.

Евгений Иванович взглянул на меня с иронией:

– Вы что же, предлагаете мне заняться вашими обязанностями?