Лев Майсура

— Да. Все это так, — согласился Типу. — Нам необходимо учиться у европейцев военному искусству, умению лить пушки и делать хорошие мушкеты. А что касается флота, то ангрезам недолго осталось безнаказанно крейсировать у наших берегов. В Мангалуре, Онуре и Каннануре мой доблестный отец заложил могучие боевые корабли. Вы слышите, Лалли-сахиб?

— Да, шахзада. Ваш отец — замечательный человек. Не в пример другим он не проводит время в лени и роскоши, не морит своих сипаев голодом и не слушает на сон грядущий сказки глупых старух. В майсурской армии все крепче, надежнее и разумнее, чем в армиях других деканских владык. Поэтому я и служу вам...

Лалли не кривил душой. Грубоватый, бесстрашный наемник, он верой и правдой служил Хайдару Али, и Хайдар Али доверял ему. Вот и сейчас тоже не случайно послан Лалли в подмогу молодому наследнику.

Типу проводил целые дни у стен Поннани. Вместе с Лалли и другими майсурскими полководцами он намечал пути, которыми вскоре пойдут штурмовые колонны. По вечерам Типу и Лалли подолгу сидели над планом крепости. Когда наступала пора уходить к себе, Лалли с трудом вставал с ковра, кряхтя от боли в ногах и пояснице. Типу сдержанно улыбался.

— Что поделаешь, мой шахзада! — смущенно оправдывался франк. — В Индии я пережил немало тяжелых сражений. Ко многому привык. Перец ем теперь не морщась. Говорю по-персидски и на дакхни. Но сидение на ковре! Увы! Этот враг непобедим. Когда я встаю с ковра, мне кажется, будто меня хватили палкой по пояснице. К тому же чертовы обозники разломали мое любимое походное кресло!

— Ничего, Лалли-сахиб, — утешал его Типу. — Если будет Аллаху угодно, чтобы мы взяли Поннани, тогда вы сможете подобрать в багаже ангрезов отличное новое кресло. Итак, все готово к штурму?

— Да, все готово. Тяжелые орудия на местах. Штурмовые лестницы — тоже. Осталось развести войска по исходным позициям. Осечки на этот раз, я думаю, не будет.

— Что ж, отлично. Скоро и начнем.

Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. После недельного безостановочного перехода через весь Декан в лагерь прибыл харкара. Когда изнуренный тяжелым пробегом верблюд подогнул длинные ноги и с жалобным ревом лег на брюхо возле палатки Типу, харкара уронил пику и не слез, а рухнул с седла — так у него затекли ноги. К нему уже спешил Саэд Мухаммад с десятком своих людей.

— Важная депеша от бахадура![84] — прохрипел харкара. — Доложи шахзаде!

Саэд Мухаммад кинулся в палатку Типу и тотчас же ввел туда гонца. Харкара, достав из сумки металлическую трубку с запечатанной в ней бумагой, коснулся ею лба и обеими руками передал Типу. Тот с удивлением и тревогой смотрел на всклокоченного вестника. Харкара прибыл, как видно, в великой спешке и был до предела измучен. Тюрбан его и одежда были в густой пыли.

— Что такое?

— Джахан панах велел мне не останавливаться в пути и передать письмо только тебе, шахзада, и больше никому. Вот оно! Я берег его пуще глаза...

Нетерпеливым жестом сорвав с трубки личную печать Хайдара Али, Типу выхватил свиток, резко расправил его и впился глазами в строки. Лицо у него вдруг стало пепельно-серым. Одинокая слеза поползла по щеке к смоляным усам. Весь он как-то сразу постарел и осунулся.

— Что случилось, шахзада? — спросил пораженный этой переменой Лалли, который минуту назад спокойно беседовал с Типу. Видеть Типу плачущим ему довелось всего два или три раза, когда тот у края могильной ямы или у погребального костра навсегда прощался с ближайшими и преданнейшими сподвижниками.

Типу медленно повернул к франку искаженное лицо. Широкая его грудь содрогалась. Руки машинально скатывали бумагу в свиток.

— Несчастье... — проговорил он глухим голосом. — Мы снимаем осаду и завтра утром выступаем в Читтур.

Это был приказ. Лалли тотчас же вышел из палатки, догадываясь в чем дело. Ему предстояла масса хлопот.

Весть о смерти Хайдара Али застигла Типу врасплох. Конечно, он знал, что последнее время отца мучил сартан и что болезнь обострилась за время войны в Карнатике. Но чтобы он умер — в это нелегко было поверить!

Типу развернул свиток и еще раз прочитал заключительные строки послания: «... скорей возвращайся к главной армии. Меня уже не будет в живых, и один Аллах знает, что могут натворить в твое отсутствие люди, желающие воспользоваться моей смертью». Умирая, Хайдар Али нашел в себе силы дать ему совет, которому он должен немедленно последовать.

До самого похода просидел Типу в одиночестве в своей палатке, погруженный в глубокое раздумье. Саэд Мухаммад, который сунулся было доложить о чем-то шахзаде, осторожно прикрыл полог и решительно запретил беспокоить своего господина.

Типу вспоминал отца. Суровый Хайдар Али заботился о нем. Сам не умея ни читать, ни писать, он приставил к нему хороших учителей. Посадил маленького Типу в седло своего боевого коня, а потом брал его в опасные военные экспедиции, приучая к тяготам походной и боевой жизни...