Лев Майсура

Окрестности Шрирангапаттинама были полны мира и покоя. Вокруг недвижимо стояли прохладные рощи. Зеленели посадки риса. По дорогам к городу тянулось множество арб с зерном, хворостом, соломой, камнем и лесом. Молодые женщины и девушки из ближних селений со смехом и веселыми разговорами несли туда корзины кизяка, овощей и глиняные корчаги. Был базарный день...

— Порядки в городе стали теперь строгие, — рассказывала подружкам какая-то молодка. — Кизячной лепешки — и той не пронесешь в город. Все осматривают. Сердит киладар[88].

— Почему бы это? Раньше за ним такого не замечалось.

— Так ведь киладар-то теперь новый.

— А как зовут нового киладара?

— Асуд Хан. А фаудждаром сидит нынче Саэд Мухаммад. На днях назначены...

Бхат, с интересом слушавший этот разговор, пораженный, остановился на дороге.

— Ты чего, дядя? — удивился Хасан.

— Да знаешь ли ты, Хасан, кто такие Асуд Хан и Саэд Мухаммад?

Хасан промолчал — откуда ему было знать.

— Оба они — доверенные люди Типу! А это верный знак того, что Азраил вознес душу Хайдара Али на небеса. Как же так? Когда успел он помереть? Внезапное известие повергло бхата в глубокое раздумье. Шутка ли — целых двадцать лет правил Хайдар Али Майсуром. И нету его больше!

— Эх, Хайдар Али! — вздыхал бхат. — Был ты суров, а часто и жесток. Грехов на тебе — что репьев и колючек на одежде путника, который заблудился в лесу. И все-таки уважал и любил тебя народ за то, что ты невиданно возвеличил Майсур и расстелил ковер горя и уныния в домах ангрезов...

Бхат и племянник оказались, наконец, у самой Кавери. С крепостных стен на другом берегу на них грозно смотрели пушки. Отталкиваясь шестом, к ним подплыл бритоголовый, насквозь прокаленный солнцем перевозчик на круглой лодке из гнутого бамбука, обтянутого бычьей кожей.

— Перевезти?

— А сколько возьмешь?

Перевозчик заломил такую цену, что бхат ахнул:

— Да ты никак очумел? Откуда у бедняков такие деньги? Пойдем-ка вброд, Хасан!

Бхат скинул шаровары, задрал рубаху до самой бороды и, придерживая над головой посох, торбу, дхоляк и одеяла, храбро вошел в реку. За ним последовал Хасан. Перевозчик некоторое время плыл рядом, понемногу сбавляя цену, потом крепко выругался и отстал.

На острове у восточного края крепости было многолюдно. Хозяева поили распряженных быков. С треском хлопали бельем по отшлифованным камням дхоби[89], умудряясь без мыла выстирать его до необыкновенной белизны. С визгом и гиканьем нагишом скакали по серым камням ребятишки.

— А теперь, Хасан, пойдем к Бангалурским воротам, — сказал бхат. — Они тут недалеко.

У Бангалурских ворот была толчея. Молочники гнали в город буйволиц. Носильщики несли на коромыслах корзины с зеленью, орехами, фруктами и всякой снедью. Тычась друг другу под животы глупыми мордами, теснились овцы. Затевали бои молодые бараны, не подозревая о том, что вскоре попадут в казаны с рисом. Толпа с шумом напирала на стражников, которые стояли у низких сводчатых караулен.

— Живей шевелись, сторожа! Товар пропадает.

Потные и злые сипаи огрызались:

— Время военное. Пройдет чужак — Асуд Хан голову снимет.

— Проворней смотрите!

— И так не спим...

Бхат и племянник начали проталкиваться к узким и высоким Бангалурским воротам. Их запыленная одежда, страннические посохи и котомки, стертые чувяки не привлекли внимания стражей. Мало ли ходит странников по Декану. Они было увязались за арбой с ранними арбузами, надеясь скорее попасть в город, но арбу остановил высокий чернобородый сипай.

— Эй, дед! — окликнул он возницу. — Что везешь?

Старик на арбе удивился.

— Или не видишь? Арбузы.

— Вижу, не слепой. А под ними ничего нет?

— Ничего. Да ты сам погляди.

Сипай начал копаться в арбузах, интересуясь больше их размерами, чем дном арбы.

— Видно, хорош нынче урожай, — сказал он старику.

Тот рассиялся морщинами:

— Лучше и нельзя. Дождей последнее время не было...

— Хороши арбузы! — нахваливал сипай. — Особо вон тот, что наверху. Сам в рот просится.

— Может, взял бы? — дипломатично предложил старик.

— Да я не к тому...

— Ладно, бери, служивый.

С усмешкой поглядывая на бородача, старик затрясся на своей арбе дальше к воротам, а сипай отошел в сторонку, кривым ножом вспорол бок красавца арбуза и жадно принялся за еду.

Хасан успел увидеть все, что его интересовало. Он свесился с перил и заглянул в глубокий ров, плюнул на плававшую там щепку, а оказавшись в воротах, с интересом осмотрел их лепные потолки. Вдруг он вскрикнул при виде страшных, обросших длинными волосами людей, прикованных к стенам боковых галерей.

— Не бойся, не бойся, Хасан, — успокоил племянника бхат. — Это злодеи и изменники. Они крутят колеса, отчего поднимается и опускается подъемный мост. Возле них постоянно находится стража, так что не убежишь. Знай себе крути да замаливай грехи.