Читаем Лев Майсура полностью

Воодушевленный собственным красноречием, бравый капитан смахнул со стола объедки, поднял к желтым усам кружку и единым духом ополовинил ее.

— Ну как, решил? — спросил он.

А Томми, конопатый ирландец с шапкой рыжих волос, только икал, таращил глаза на собеседника и бессмысленно улыбался. У него кружилась голова от рома, которым его почти насильно потчевал капитан.

— Да я бы... Да вот хозяин... — тянул он.

— Плюнь на хозяина! — напирал Монней. — Вернешься из Индии богачом. Шикарно разоденешься, возьмешь в руки тросточку да и закатишься в аптеку. У хозяина — глаза на лоб. Согнет он толстую шею: «Добрый день, мистер О’Брайен! Чего изволите»? А ты, значит, зажимаешь нос раздушенным платком и делаешь вид, будто тебя тошнит от аптечной вони. Каково, а?

Моннею так понравилась картина будущего благополучия Томми, созданная его небогатой солдатской фантазией, что он затрясся от хохота, отчего лысина и большой с кровяными прожилками нос капитана еще больше побагровели.

Откашлявшись и отплевавшись, Монней открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, но осекся на полуслове. Томми клюнул носом в стол и норовил поудобней приладиться щекой на грязных досках...

— Э, постой, парень! — просипел капитан.

По его знаку из-за печки у задних дверей вылезли двое верзил с испитыми рожами. Один из них, схватив Томми за вихор, хлопнул его лбом об стол. А капитан вытащил из-за пазухи мятую бумагу, развернул ее, сунул в руку Томми перо и рявкнул:

— Подписывай, сукин сын!

Ирландец решительно ничего не соображал. Он кое-как накарябал на бумаге свое имя, и верзилы тут же поволокли его к задней двери — отсыпаться под замком.

Когда ноги Томми скрылись за дверью, капитан с довольным видом снова взялся за кружку. Джеймс решил: пора. Он отправил в рот последний кусок пудинга, поглядел еще раз на заросшую седой щетиной физиономию Моннея и поднялся из-за стола.

— А где служить, сэр? В Бомбее? — спросил он, опускаясь на скамью, с которой только что стащили ирландца.

— Ясное дело, в Бомбее, — ответил слегка опешивший вербовщик. — Или, может, в Мадрасе. А ты кто такой?

— Джеймс Батлер.

— Тебе сколько лет?

— Шестнадцать.

Капитан ощупал глазами фигуру юноши. Товар был явно не первого сорта: парень тощ и слабосилен, лицо бледное, правое плечо чуть выше левого. За таких платят меньше. Но что поделаешь, самых крепких парней почти силой забирают в королевские армию и флот!

— Сразу видно, что молодец! — похвалил капитан. Он потянулся через стол и потрепал Джеймса по плечу. — Будешь служить в Индии королю и отечеству. Компания платит солдатам так, будто они принцы. А удалось взять вражеский город — все твое...

— Уговаривать меня нечего, сэр, — сказал Джеймс. — Я согласен ехать в Бомбей.

— Ну и отлично!

Капитан отодвинул кружку и принялся рыться за пазухой. Он спешил — как бы не передумал парень! Но Джеймс не собирался менять своего решения.

От крепкого пинка с треском распахнулась дверь, и вместе с клубами холодного воздуха в кабачок ввалилась очередная подгулявшая компания. Посетители «Золотого льва» — матросы с военных и торговых кораблей, докеры, солдаты и просто бродяги — горланили песни, ссорились, дрались и тут же мирились.

Джеймс Батлер старательно вывел свое имя на контракте, становясь отныне рекрутом войск благородной Ост-Индской компании...

Через две недели Джеймс с командой рекрутов уныло плелся под дождем к военному порту. По обеим сторонам команды шли пожилые солдаты-конвоиры в форме войск Компании. Вид у рекрутов был неважный. Лица худые и землистые. Одеты во что попало, на ногах почти у всех опорки. На целых сто ярдов разносились ароматы прелого тряпья, немытого тела, табака и вина...

Заметив пухлого господина, который неожиданно вынырнул из соседней улицы, Джеймс толкнул в спину ирландца:

— Томми, хозяин!

Томми испуганно охнул. Он попытался было спрятаться за своими соседями, но аптекарь был уже рядом:

— Так ты отблагодарил меня и мою жену! — накинулся он на Томми. — Я принял вас с матерью, как добрых людей! Взял на работу, задаток хороший дал! А ты удирать, неблагодарная ирландская скотина!

Весь пунцовый от злости, аптекарь семенил рядом со строем, норовя ткнуть тростью в бок своего бывшего помощника.

— Отцепись! — отталкивал его локтем горбоносый и сутулый сосед Томми. — Не надо было морить парня голодом. Гляди — тощ, как драная кошка. У него и фартинга не было, пока нас гноили в распроклятых бараках! Тоже, благодетель!

— Не ввязывайся, чертов каторжник! — взвизгнул аптекарь. — Отработал бы долг, а потом хоть на все четыре стороны!

— Он тебе потом заплатит, — захохотал сосед Томми.

Подошел старший солдат-конвоир.

— Заткнись, Сандерс! — прикрикнул он. Затем повернулся к аптекарю и рассудительно проговорил: — Вам бы лучше отойти, сударь. Все эти молодчики подписали с Компанией контракты на пять лет. Они себе больше не хозяева. Так что, хоть тычь их палкой, хоть не тычь — ничего не изменится.

Аптекарь отступил. Остановившись у фонарного столба, он недобрым взглядом провожал рекрутов до тех пор, пока команда не повернула за полосатую будку с часовым — в военный порт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза