Лев Майсура

— Своей волей едешь или нет?

— Своей.

Явное расположение старика подкупило Джеймса. Свесившись с койки, он рассказал ему свою короткую историю.

Лет восемь назад его отец отправился в Бомбей на заработки. Сначала присылал деньги, потом словно в воду канул. А три года назад умерла мать, оставив Джеймса одного на белом свете.

— Хочу поискать отца, дядя Том. Может, найдется.

Канонир с сомнением покрутил головой.

— Смотря как повезет. Индия, брат, большая.

— А вы в Индии бывали, дядя Том? — поинтересовался Джеймс.

— Довелось.

По словам канонира, он провел в войсках Компании двадцать лет. Индия исхожена им вдоль и поперек. Компания вечно в ссоре — то с французами, то с каким-нибудь махараджей[1]. И то и дело пускает она в ход свои батальоны. Идут солдаты, а навстречу — ядра, пули и стрелы. Глядь — одного продырявило, потом другого. И отправляются грешные солдатские души прямиком в ад, к самому сатане...

Джеймсу казалось, что старик повторяет рассказ, слышанный им в Лондонской таверне от капитана Моннея, только все получается совсем наоборот.

— А заработали, дядя Том?

Тот махнул рукой.

— Как же — покарябанная рожа, матросская роба да парусиновая койка в кубрике— чем не заработок! В Индии, парень, зарабатывают те, у кого и в Англии не пустые карманы. А нашему брату достаются больше штык да пуля...

Старик вел долгий рассказ о нелегкой службе в войсках Компании. Солдатам месяцами не выплачивают жалованья. А проворуется начальство — хоть волком вой. Не ограбишь, не убьешь, так и не проживешь.

— Там, Джимми, кто смел, тот и съел, — заключил он. — Офицеры и чиновники Компании — что акулы, которые рвут на части вываленного с корабля за борт дохлого быка. Хвать добрый кусок — и прочь. Мелкой рыбе там делать нечего...

Джеймс молчал и слушал. Неужто в Индии будет хуже, чем в Лондоне? Может, зря он подошел тогда к капитану. Старик словно угадал его мысли.

— Кто же все-таки завербовал тебя?

— Капитан Монней.

— Ах, однорукий мерзавец!

— Знаете его?

— А кто его не знает, он народу погубил — не счесть. Напоит какого-нибудь раззяву до одурения да и заставит подмахнуть контракт с Компанией. Ему за это — деньги. Или, глядишь, поможет сбежать рекруту — и с него сдерет. За это и отшибли ему руку в Бомбее.

Чувствуя, что расстроил Джеймса, старик прибавил:

— А духом падать нечего, парень. До Бомбея пооботрешься возле пушки. В Индии пушкарь — первый человек. Только вникни в дело. Деньги-то есть у тебя?

— Есть, полгинеи.

Старик с кряхтеньем вытащил из-под койки желтый матросский сундучок на низких ножках и отомкнул его ключом, который висел у него на шее на просмоленном шнуре. Замок был с музыкой. Джеймс ахнул от восхищения — кто-то мастерски выжег на внутренней стороне крышки силуэт «Ганнибала» под всеми парусами, лебедем плывшего по вспененному морю.

Полгинеи — задаток Компании, который Джеймс с трудом уберег, пока рекрутов морили голодом в бараках‚ — были завернуты в чистую тряпицу и упрятаны в уголок сундучка. Поверх канонир уложил чистую матросскую робу.

— Здесь они будут целее, — заметил он. — А то все равно украдут или отнимут.

— Дядя Том, спрячьте и это.

Старик принял спущенную ему сверху книгу. Повертев в руках, с трудом прочитал: «Путешествие в Индию. Доктор Вильямс».

— Эй, парень! Не из-за этой ли книги оказался ты на «Ганнибале»?

Джеймс промолчал. Укладываясь спать, он еще раз оглядел кубрик. Храпели после тяжелой вахты матросы. На соседней койке, спрятав лицо в подушку, лежал аптекарский помощник Томми О’Брайен. Плечи его мелко вздрагивали — крепко ему досталось сегодня от одного из пушкарей. Внизу за столом сражались в карты. Среди игроков то и дело вспыхивали короткие яростные перебранки, и к носу виновного разом придвигалась целая батарея тяжелых кулаков.

Джеймс снова свесился с койки.

— Дядя Том, а сколько нам плыть до Бомбея?

— Месяца три-четыре. Полгода — тоже неплохо. А при встречных ветрах не уложимся и в восемь. До Бомбея, брат, далеко...

Со вздохом опустив голову на жесткую подушку, Джеймс закрыл глаза. В памяти одна за другой вставали знакомые картины. В грязном подвале он возится с набором у печатного станка. Кругом на выщербленных столах и на полу — пачки бумаги и жестянки с краской. Седой мастер, беззубый от свинцовой пыли, гулко кашляя, кладет под пресс чистые листы и просматривает при тусклом свете готовые оттиски.

— Наше дело такое... — бормочет он. — Пока жив — набирай да дави. А раз упал, значит пропал...

Куда интересней на первом этаже. Там, лицом к окну, сидят за столом граверы. Над головами у них подвешены пузатые колбы с водой, которые собирают скупой свет в окнах и бросают его на отполированные деревянные доски с рисунками. Граверы острыми резцами наносят на эти рисунки штрихи. Когда с готовых форм делают оттиски, получаются занятные картинки: диковинные храмы, слоны и пальмы, темнокожие люди...