Лев с ножом в сердце

— А то! — ответил он самодовольно и поскреб в нечесаных волосах. — Садись, — он подвел ее к дивану. Толкнул легко, и Иллария провалилась в мягкое глубокое диванное нутро. Кирилл собрал подушки, сунул ей под спину. Замер, не убирая рук. Они смотрели друг на друга. Иллария видела над собой его напряженное лицо, без обычной насмешки, ставшее вдруг серьезным, потемневшие, почти черные, глаза. Понимала, что он хочет ее, умирает от желания, но медлит… медлит, затягивая зачем-то паузу… Рот его кривился в мучительной улыбке-гримасе, крылья носа побелели. Иллария чувствовала, как дрожь сотрясает его тело… Она обняла его за шею, притянула к себе. Слишком резко — они стукнулись лбами. Он впился жесткими губами в ее рот, застонав…

…Иллария едва помнила, как они сдирали одежду друг с друга — будто шкурки плода, с плотью и соком. Кирилл сжимал ее, причиняя боль. Они не разнимали губ. Близость их была как вспышка молнии. Кажется, она закричала… потеряла сознание, уронила руки, отпуская его. То, что она испытала с ним, походило на ожог, на удар…

— Тебе хорошо? — прошептал он, по-прежнему не отнимая губ от ее рта.

— Изумительно, — ответила она тоже шепотом.

Он целовал ее лицо, глаза, волосы, снова и снова…

Диван — мягкий, упругий — качался под ними, им казалось, что они летят. Иллария лежала в кольце его рук, покорная и нежная, не узнавая себя. Впервые в жизни она отдавалась мужчине, не думая при этом, что собирается получить взамен. Она сама готова была давать…

Иллария не заметила, как померк конус на потолке, и теперь горел только торшер в изголовье да слабо, разноцветно светился бар. Комната тонула в полумраке. Высокие окна, просвечивающие сквозь шторы, исчезли — наступила ночь. Кирилл протянул ей бокал с красным вином. Она выпила залпом, умирая от жажды. Он рассмеялся.

— Дай! — приник к ее губам, сладко-горьким от вина. — Выпила? Моя пьяная красавица, — сказал он. — Пьяный ангел!

Он лежал, опираясь на локоть, рассматривая ее лицо, проводя пальцем по губам. Целовал, наклоняясь. Сначала нежно, едва касаясь, потом сильнее. Она отвечала, ей казалось, она пьет его, как вино, наполняясь соками, созревая, готовясь снова раскрыться.

И вдруг… Илларии почудилась размытая черная фигура в зеркале барной стойки… неподвижная как изваяние, она стояла на пороге комнаты… Иллария вскрикнула, испытав мгновенный ужас. С силой вцепилась в плечи Кирилла.

— Что? — Он почувствовал ее испуг, заглянул ей в лицо.

— Там кто-то есть!

— Где? — Он резко обернулся. — Где?

— Там, у двери, — прошептала она, вглядываясь в зеркало, которое отражало комнату, диван, их резко-белые тела, деревья в китайских вазах. И… ничего. И никого. Человек больше не отражался в темном зеркале — он исчез так же бесшумно, как и появился.

— Там никого нет, — сказал Кирилл громко. Вскочил с дивана — обнаженный, — пошел к двери. Вышел в коридор и исчез. Иллария, чувствуя себя неуютно, потянулась за блузкой.

Кирилл появился через пять минут, подошел к ней, уселся рядом. Взял блузку у нее из рук.

— Ни души, — сказал он. — Ты меня напугала своими страхами — я подумал, что не запер дверь. Хотя все равно чужие сюда не войдут. Так что же ты увидела? — Он, улыбаясь, смотрел на нее.

— Не знаю, что-то… В зеркале…

— В кривом зеркале, — поправил он. — После бутылки вина, в темноте, чего только не увидишь! Я живу один, ты же знаешь. Привидения тут не водятся.

— Но я видела… — повторила Иллария, уже ни в чем не уверенная.

— Пошли, я покажу тебе дом. И чердак. И подвалы. И ты сама убедишься, что здесь никого нет. Одевайся.

— Чердак и подвалы не стоит, — ответила она. — Я тебе верю.

Он показал ей дом — не для того, чтобы доказать что-то, а просто устроил экскурсию, как по музею.

Иллария успокоилась и подумала, что неясная фигура у двери была неким собирательным образом — духом дома. В бесполом и безликом отражении заключалась некая условность, говорившая, что этого не существует на самом деле, а есть лишь фантом, призрак, игра темных зеркал и тусклого света…

Знак?

Они засиделись за поздним ужином далеко за полночь. Кирилл приготовил салат из помидоров и огурцов, сварил картошку, достал нарезанные закуски. Простая, без изысков, еда. Налил вино в бокалы. Ловко управлялся, расставляя тарелки, раскладывая ножи и вилки, не забывая отпивать вино. Она сунулась было помочь, но он приказал:

— Сидеть! Можешь рассказать что-нибудь. Например, о себе. За тобой, наверное, все мальчишки бегали?

— Ошибаешься, — ответила она, сама не зная почему. — Я была некрасивым тощим очкариком.

— Ни за что не поверю! — он рассмеялся. — Не свисти! Тебе при рождении фея Удача подарила фарт — ум и крылья. И красоту. Ты летишь по жизни, не смешиваясь с толпой. Ты такая же, как я. Мы с тобой одной крови, я это сразу понял. Поэтому нам так хорошо… вместе!