– Они соберутся утром опять, и что будет, если они выступят против меня все вместе? Я не могу нарушить данную мною клятву. В то же время я не могу пойти против решения совета. Быть может я разговаривал с ними резко, но что мне оставалось делать?
Горго села на скамью около его скомканного плаща и протянула ему руку. С отсутствующим взглядом он взял ее ладонь, и она потянула его к себе.
– Боги укажут путь, – сказала она.
– Они уже четко показали его, но никто не хочет смотреть.
– У тебя есть время…
– Нет! У нас совершенно нет времени.
– Через два дня начнутся празднества в честь Апполона Карнейского…
Леонид отшатнулся от нее.
– Не говори мне о празднествах!
Даже лишь мысль о них ввергнула его в очередной раз в состояние близкое к отчаянию. Он убедил афинян поверить спартанцам: с помощью Фемистокла он создал союз, который может спасти Грецию. Но что, если его спартанцы поведут себя так же, как уже было однажды?..
В сражении при Марафоне, ставшем поворотной точкой захватнического похода персидского царя Дария, афиняне бились сами.
Тогда, десять лет назад, в это же время года, мы, спартанцы, отмечали празднества в честь Апполона Карнейского и из-за этого не смогли вовремя выступить им на помощь. Когда положенные обряды были выполнены, и мы двинулись к Афинам, персы уже были разгромлены. Этот факт в огромной степени повлиял на рост недоверия, которое испытывают к нам Афины.
Если эфоры воспользуются этим же поводом во второй раз, несмотря на клятву, которую Леонид дал Фемистоклу и представителям греческих городов, собравшихся в Коринфе…
– Но Леонид, – возразила его царица, – ведь наши воины действительно не могут выступить в это священное время?
Леонид задрожал от ярости.
– Как можем мы предаваться праздникам, когда вся Греция охвачена огнем?
Он вскочил на ноги и возобновил безумное хождение по комнате. Горго перехватила его и прижалась к нему всем телом.
– Ты устал. Сейчас не время обсуждать проблемы. Тебе нужна свежая голова для завтрашней встречи с эфорами, сейчас ты должен отдыхать.
Ее успокаивающий голос подобно лекарству подействовал на его чувства.
– Завтра будет время для споров, Леонид. Отдохни, любовь моя.
Близость тела возлюбленной начала оказывать на него свое чарующее действие. Его руки сомкнулись на ее талии.
– Когда ты уехал в Коринф, я отправилась к старому Мегистиасу, провидцу. Они со жрецом принесли в жертву ягненка и сделали предсказания по его внутренностям. Они пообещали нам удивительное будущее. Ты будешь царем Спарты, которого никогда не забудут потомки, – ее голос словно нашептывал ему колыбельную, – и во все грядущие века греки будут воспевать нашу любовь.
Больше она не сказала ему ничего – о других открывшихся нам предзнаменованиях она умолчала. И к находящемуся между сном и бодрствованием Леониду, убаюканному и одновременно пробужденному ею, возвратились растраченные силы. И он сгреб ее в объятья. Она рассмеялась ему в ухо, когда он покачнулся. А затем, держа одной рукой его за шею, она потянулась другой поверх его плеча и плотно задвинула дверную щеколду.
VI
Этой ночью Ксеркс постоянно просыпался, ему не давало покоя навязчивое желание продвигаться вперед. Его армия была огромна и великолепна, но медлительна. И все уловки Артемизии не могли его утешить.
Леонид наконец-то спал, спал глубоким сном, которым он был обязан своей жене. На вилле за городской чертой Спарты Элле снился завтрашний день, снился Теусер, просящий ее руки.
Сам же Теусер, раздираемый страстями, не сомкнул глаз.
Были и другие спартанцы, которые в эту ночь бодрствовали. В доме старого Ксенафона проскрежетала задвижка, и внутрь скользнул человек, завернутый в темный плащ, защищавший его от холода ночи и любопытных глаз. За ним последовал еще один, и еще один. В конце концов, не считая Ксенафона, собрались четверо мужчин и одна женщина.
Ксенафон сел к столу и жестом пригласил присутствующих последовать его примеру. Они наклонились друг к другу, словно их перешептывание могли услышать на улице.
Ксенафон кивнул в сторону двери.
– Она заперта. Вы можете говорить свободно. Никто из нас вас не выдаст. Впрочем, вокруг слуги, поэтому говорите тихо.
Один из двух сидящих напротив мужчин метнул недоверчивый взгляд на единственную среди присутствующих женщину.
– Вам нечего опасаться, – сказал Ксенафон. – Лампито не любит дело, которое поддерживает царь Леонид.
– И это не единственная вещь, поддерживаемая Леонидом, которую я не люблю, – с горечью произнесла Лампито.
Человек на мгновение засомневался, потом кивнул головой.
– Пусть будет по-вашему. Я здесь, чтобы передать вам приветствие Демарата, истинного царя Спарты.
– Мы с радостью выслушаем вести от него, – тут же сказал Ксенафон.