Лев Спарты

– Он болеет за Спарту всем сердцем, хотя и был несправедливо изгнан отсюда. Как верноподданный сын, он говорил от имени Спарты с царем персов, и Великий царь выслушал его. Ксеркс поклялся отомстить Афинам, но у него нет желания нападать на Спарту или ссориться с нею. Вот почему он не прислал сюда послов с требованием обычных знаков покорности – земли и воды. Представитель царя может подтвердить это.

Жестом он показал на своего спутника, кожа и черты лица которого свидетельствовали о совсем не спартанском происхождении. Подтверждение было сделано в форме кивка головой.

Ксенафон сказал:

– Нам повезло – мы своевременно узнали об этом. Нам предстоит принять важные решения и, не обладая этой информацией, мы могли бы позволить вовлечь себя в безрассудную авантюру.

– Мы можем передать Великому царю, что вы выслушали его слова?

– Конечно можете.

– Я – спартанец, – произнес эмиссар, который говорил первым, – и мне приятно узнать, что мудрость истины опять снизошла на мой город.

Поддавшийся внезапному сомнению Ксенафон, внимательно всмотрелся в лицо собеседника. Но оно было по-спартански бесстрастным, на нем невозможно было что-нибудь прочитать.

Ксенафон произнес:

– Благодарю тебя. Мы свяжемся с вами. А сейчас вам лучше уйти. И хорошо, если на рассвете вы окажетесь подальше от города.

Посланники встали из-за стола и поклонились. Ксенафон подвел их к двери и открыл ее. В полной тишине они переступили порог и, избегая лунного света, растворились в тени. Ксенафон запер дверь на засов и вернулся к столу.

– Вы все слышали, – сказал он. – Вы слышали… Леонид по-прежнему намерен втянуть нас в бессмысленную войну только для того, чтобы ублажить этого афинского лжеца Фемистокла.

– Но можем ли мы доверять Ксерксу? – спросила Лампито.

Мужчины настороженно повернулись в ее сторону, словно задумавшись – не были ли правы эмиссары, не доверяя этой женщине. Потом Ксенафон медленно произнес:

– Речь идет не о доверии, Лампито. Мы достаточно сильны, чтобы постоять за себя, если перед этим не растратим свои силы, спасая Афины. Коринфский перешеек защищает Спарту, он совсем рядом и представляет собой более выгодную оборонительную позицию, чем та, занять которую уговорили Леонида. Нам следует укрепить его и ждать персов там. Если помыслы Ксеркса чисты, мы поприветствуем его как равного. Если же он задумал недоброе, мы поднимемся на защиту и отплатим за нанесенный нам вред сторицей.

– Но Леонид поклялся, что мы будем драться в Фермопилах, – напомнила ему Лампито.

– Эта клятва была дана незаконно, мы ею не связаны и не будем принимать во внимание. Царь Леотихид прислушается к голосу разума. Лампито, ты имеешь на него огромное влияние. Ты можешь помочь нам предотвратить катастрофу, в которую увлекает Спарту Леонид.

– Ты знаешь – я поговорю…

Послышался настойчивый стук в дверь, и Лампито с испуганным вздохом умолкла на полуслове. Два других заговорщика напряглись. На какое-то мгновение Ксенафон замер, а потом заставил себя подойти к двери.

– Кто там?

– Вестник из Дельф.

Дрожащими от нетерпения пальцами Ксенафон отпер дверь. На пороге стоял вестник, за спиной которого покрытый дорожной пылью илот держал зажженный факел. Дым потянулся в комнату и в истерзанных конвульсиях закружился под потолком.

Вестник поклонился.

– Отец, я прибыл сообщить предсказание Дельфийского оракула. Жрица ответила на твой вопрос.

Рука Ксенафона продолжала сжимать засов. Срывающимся от возбуждения голосом он произнес:

– Уже почти рассвело. Подходящее время для того, чтобы зажечь светильники в зале Совета. Никогда прежде мы не принимали решения, не выслушав слова Пифии. Только подобные Леониду спешат, очертя голову. Пора созывать совет и царей.

Вестник поклонился и отступил назад, илот отправился будить эфоров и царей.

Ксенафон закрыл дверь и повернулся к своим компаньонам.

– Скоро мы узнаем нашу участь. И я первым прислушаюсь к пророчеству. Ни один истинный государственный муж Греции не должен вершить важнейшие дела без совета Дельфийского оракула.

Разослали посыльных. Первым известили Леотихида, который, ворча, пришел в зал Совета. Впрочем, когда он уселся на свое место, его лицо сразу приняло обычное бесстрастное выражение. Вслед за ним, вытащив из постелей протестующие кости, приплелись престарелые эфоры.

Вызов достиг Леонида одновременно с другим сообщением. Мирон и Агафон подошли ко дворцу вместе. Пройдя в прохладный коридор, примыкающий к спальным покоям, Агафон прикоснулся мечом к своему щиту. Негромкий звон отразился от стен.

Дверь открылась, едва успел стихнуть звук. В проеме показался Леонид.

– Который час, Агафон?

– Светает. Час назад прискакал посланец Фемистокла.

– И ты не разбудил меня?

– Тебе нужно было отдохнуть.

– Что он сообщил?

Агафон взглянул на Мирона и, подойдя поближе к царю, пробормотал:

– Фемистокл призывает спартанцев выступить как можно скорее. Прошел слух, что Фивы и Мантинея запросили у Ксеркса условия.

– Трусы! Пошли Фемистоклу сообщение – мы выступаем сегодня. И подними мою личную охрану.

– Будет исполнено.