Читаем Лев Спарты полностью

Позади он оставлял свой малиновый плащ, свое оружие и свою честь. Впереди его ждали камни и кустарники на горных склонах. Теусер бросил последний взгляд на окраину любимого города, потом повернулся и заставил себя идти прочь. Тишина тяжестью опустилась на его плечи.

Внезапно боль стала резче. Камень угодил ему между лопаток, и мальчишеский голос прокричал:

– Предатель!

Теусер остановился. Не лучше ли будет повернуться к ним и осыпать толпу насмешками, пока все не поднимут по камню и не забьют его до смерти? Лучше умереть здесь, чем уйти сломанным прочь и жить подобно животному.

Но мать перехватила руку ребенка прежде, чем тот успел выпустить еще один камень.

– Не надо, – сказала она, – он раньше был спартанцем. Он сам знает, что делать.

Теусер медленно пошел прочь. Позади него опять стояла тишина. Он не оборачивался, пока не поднялся далеко вверх по склону. Там он сел на камень и стал наблюдать за домами, утопающими в тени миртовых и олеандровых деревьев. Где-то за ними был дом Эллы…

Он отвел взгляд. Его надежды рухнули. Он больше никогда не увидит Эллу, и в том существовании, которое теперь ему уготовано, будет лучше вообще не вспоминать о ней.

Его отец был предателем. У Теусера была двойная причина ненавидеть его. Как спартанец, он был должен испытывать ненависть к любому человеку, преступившему спартанские принципы и перешедшему на сторону врага. Как юноша, у которого только-что отобрали то, чем он дорожил больше всего на свете, он должен был ненавидеть виновника своих бед. И все же, все, что он чувствовал, была жалость. Ничего не зная об обстоятельствах, при которых его отец совершил свой поступок, он испытывал только жалость к человеку, который лишился Родины.

Он сам знает, что делать…

Так сказала женщина. Он знал, что она имела ввиду, и знал, что если бы он был одним из той толпы или из сопровождавших солдат стражи, то не сомневался бы в том, что надлежит сделать изгнанному из города человеку. Если бы ему оставили меч, он бросился бы на него. Что ж, ему придется найти другой способ. Недостойно умереть от голода, и превратиться в жалкую кучку костей и истощенной плоти птицам на растерзание. Конец должен быть быстрым и спартанским.

Но солнце светило как прежде, и мир по-прежнему мог быть обителью счастья. Всего несколько часов назад он верил в это сам.

Теусер встал и продолжил путь. Он тащился вверх по склону, его спина взмокла от пота. Короткая, тонкая туника прилипла к телу. Он был прекрасно тренирован и мог бы идти или бежать целые мили. Только вот куда бежать, какую цель он мог поставить перед собой помимо смерти?

Он продолжал идти, пока не почувствовал усталость в ногах. Он довел себя до изнеможения, взбираясь по склонам горы в самых недоступных местах. В конце концов, он остановился – дальше пути не было. Забравшись на склон, он обнаружил перед собой бездну, выдолбленную в земле шумящим далеко внизу Эвротом. Несколько покрученных оливковых деревьев зацепились за отвесную скалу. В высоком безоблачном небе описывали круги два стервятника, вот к ним присоединился еще один. Они словно чувствовали, что этот запыленный и опаленный лучами солнца человек недолго будет оставаться человеком.

В жесткой траве скрипели и звенели цикады. Их переливы превратились в настойчивую силу, увлекающую Теусера к краю пропасти.

Нужно сделать всего одно движение. Он прыгал во время многочисленных игр и атлетических соревнований. Его пальцы автоматически уперлись в камни, а тело напряглось для броска. Все, что от него требовалось – оттолкнуться и пасть вперед, в милостивое забытие.

Сдавленный всхлип вырвался из его горла. И ему показалось, что вернувшееся эхо прозвучало более пронзительно и жалко.

Теусер замер в нерешительности. Звук повторился, и на этот раз у юноши не осталось сомнения в его реальности и независимости от него самого.

Он повернулся.

Пробираясь сквозь группу изогнутых деревьев, к нему приближались молодые мужчина и женщина. Женщина несла завернутого в белую ткань ребенка. Они подошли к краю бездны и остановились на некотором расстоянии от Теусера. Женщина, рыдая, прижала малыша к себе. Ребенок закричал. Мужчина на секунду склонился над ним, а потом отступил назад.

Женщина осторожно положила свою ношу на землю среди камней.

Парящие над головой стервятники спустились ниже, описывая все более узкие круги. Их нетерпеливые крики заполнили воздух и отдались эхом в пропасти.

Женщина бросилась в объятия мужа. Он прижал ее к себе и, подняв глаза, заметил Теусера.

– Закон должен быть исполнен, – произнес он тупым бесстрастным голосом, словно защищаясь от какого-то невысказанного обвинения.

Теусер смотрел на белое пятно на земле в окружении покрытых трещинами коричневых камней. Ему нечего было сказать им в утешение. Его собственная потребность в сочувствии была слишком велика.

– Мой сын родился слабым, – сказал мужчина громче. – Совет отказался признать его спартанцем. По закону – он должен быть уничтожен.

Теусер обнаружил, что говорит. Это были слова, которые он не ожидал от себя услышать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза