Лев Спарты

– Закон говорит устами людей, а люди могут ошибаться.

Молодая женщина оторвалась от мужа. Ее темные, глубоко посаженные глаза потускнели от горя. Внезапно, в них загорелась жизнь и вспыхнул вызов.

– Они ошиблись, ошиблись! – горячо вскричала она. – Он не слаб! Его лихорадило несколько дней, но – он здоровый ребенок, клянусь Аресом, который творит сильные тела.

– Совету он показался безнадежным, – произнес ее муж.

– Только боги могут распоряжаться надеждой, – сказал Теусер.

Женщина умоляюще протянула к нему руки, словно он мог дать ответы на все мучающие ее вопросы.

Теусер с горечью в голосе продолжил, больше для себя самого, чем для нее:

– Как часто люди в своей поспешности уничтожают то, что не в состоянии восстановить.

Мужчина насторожился.

– Приговор был вынесен. Мы не можем вернуться вместе с ним в Спарту.

– Мы можем пойти к моему брату в Мессену, – умоляюще сказала его жена. Она посмотрела на бьющийся внизу Эврот с новой решимостью. – Мы пойдем к нему и подождем, пока наш сын наберется сил. После этого мы покажем его старейшинам еще раз.

Мужчина заколебался. Поколениям спартанцев прививалась мысль о том, что слабость исходит от женщин, а сила – от мужчин, которым законом уготована жизнь в свободе и гордости. Но он любил свою жену. Это сквозило в той нежности, с которой он потянулся, чтобы прикоснуться к ней, все еще не решаясь обречь себя, но желая поддержать в ней вспыхнувшую надежду.

Теусер сказал:

– Она хорошо придумала. Пусть все решит время, а не стервятники. Слабые руки могут стать сильными, но даже старейшины не смогут никого вернуть к жизни.

Женщина подбежала к нему и схватила его за руку. Прежде чем он успел ей помешать, она поднесла его руку к губам и поцеловала. Потом подошла к ребенку и с нежностью взяла его на руки.

Мужчина еще мгновение не решался. Но когда его жена подошла к нему, он прикоснулся к ней опять, и они улыбнулись друг другу.

Теусер смотрел, как они рядышком пошли вниз по склону.

Никогда раньше он с такой остротой не ощущал ценность жизни.

Жизни для новорожденного, для того, у кого есть надежда. Кто начинает в этом мире с начала, с желанием и нетерпением, готовый ощущать и чувствовать, любить и сражаться…

У него не было такой надежды. Он медленно повернулся к пропасти.

Только в ее прохладных глубинах он сможет обрести покой.

VIII

Здесь, в царстве теней, все что было неясным, стало определенным. Когда мы были живы, то судили обо всем только со своей, не такой уж четкой точки зрения, но теперь мы все понимаем и даже можем простить. Хотя даже сейчас трудно простить злонамеренную слепоту эфоров.

Опираясь на половину покоренного Востока, царь Персии продвигался по нашей стране, выпивая реки и жаждая разрушения Афин и Спарты. Совет же эфоров, пораскинув мозгами над клятвой Леонида и пророчеством Дельфийского оракула, решил, что выступление армии должно быть задержано до завершения священных праздников в честь Апполона Карнейского.

Так было объявлено на улицах, таким услышал это известие Леонид, который вбежал в комнату жены с пылающим от стыда лицом.

Она сказала:

– Ты слышал?..

– Они прокричали его достаточно громко, не так ли? Недостаток храбрости трусы компенсируют громкостью воплей. Теперь только немногие из нас смогут выступить на защиту чести Спарты.

Он заметил, как в глазах жены шок осознания вытесняет то, что было в них прежде. Горго была царицей и спартанкой, но она возликовала, когда услышала, что ему не придется отправиться на войну.

– Леонид, но ты же не можешь пойти против богов?

– Не верю я в то, что боги желают Греции погибели. Я не нарушу своей клятвы. Сегодня же я выступлю с моей личной охраной.

Царица в оцепенении откинулась назад.

– Но это же только триста человек!

– Ровно столько, сколько я могу взять с собой по закону. Я обещал, что спартанцы будут в Фермопилах: я не сказал сколько. Во время марша мы пустим слух, что представляем собой авангард нашей армии, что остальные последуют за нами. Уверен, многие греки присоединятся к нам по пути.

– Эфоры придут в бешенство.

– Ну и пусть придут, – проревел Леонид. – В любом случае – Спарте придется возглавить борьбу греков, и в этот момент – это самое главное.

Он смотрел в лицо Горго, словно видя перед собой врага; потом до него дошло, что теплое живое существо перед ним – его жена. Его голос стих, тон стал мягким и убеждающим. – Ты как-то сказала, что спартанские женщины настолько сильны, что только они рожают настоящих мужчин. Теперь тебе придется доказать это.

Она обняла его. Он с нежностью высвободился из ее объятий и взял ее за подбородок. Он долго и пытливо всматривался в ее лицо. Сдерживая слезы, она гордо вернула его взгляд.

– Ты вернешься, – спокойно произнесла она. Это даже не было вопросом.

– Я вернусь, – сказал он.

После этого его поведение изменилось, и он с ноткой иронии в голосе произнес:

– Займи свое место у станка, женщина. Спарте скоро понадобится вся красная ткань для боевых плащей, которую ты сможешь соткать.

Он оставил ее и вышел наружу. В прохладном коридоре его поджидал Агафон. Извне доносился приглушенный гул голосов.