Лев Спарты

Они остановились на противоположных берегах пересекающего равнину узкого ручья. Подойдя к нему, Леонид посмотрел под ноги и увидел, что русло забито телами персов. В суматохе отступления, многие упали в ручей, разбавив своей кровью его мутные, мелкие воды.

Всадники остановились. Один из них спешился и встал напротив Леонида на другом берегу ручья смерти.

– Приветствую тебя, Леонид. Я – Гидарн, и я принес тебе послание моего царя.

– Приветствую тебя, Гидарн.

– Царь повелел мне передать тебе, что ты не можешь противиться богам. «Стань моим союзником, – говорит он, – и я сделаю тебя полноправным правителем всей Греции».

Леонид еще раз посмотрел вниз на павших воинов. Если резня не будет остановлена, то сегодня эта канава переполнится. Но на каких условиях можно положить ей конец?

Он произнес:

– Передай своему царю мои слова. «Если ты имеешь хоть какое-нибудь представление о чести, то ты должен понять: я предпочту умереть за свободную Грецию, чем править моими людьми, обращенными в рабов».

Гидарн минуту молчал. Потом произнес с уважением, которое не пытался скрыть:

– Ты все еще можешь спасти себя и своих людей, Леонид. Мой царь разрешит вам беспрепятственно уйти домой, если вы сложите оружие.

– Передай своему царю – пусть придет и возьмет его сам.

– Упрямство ни к чему не приведет. Твое поражение в этом сражении – всего лишь вопрос времени.

Рассвет пламенел, окрашивая золотом равнину и подчеркивая варварское великолепие расцвеченных палаток и шатров лагеря.

Леонид сказал:

– Но к этому времени вы однозначно потерпите поражение в войне.

Гидарну это не понравилось, и он произнес со свойственной сатрапу Ксеркса резкостью:

– Вчера мы только прощупали твою оборону. Когда мы пойдем в атаку сегодня, наши стрелы закроют солнце.

– Что ж, – сказал Леонид, – мы будем драться в тени.

Не ожидая ответа, он повернулся и неспешно пошел к проходу.

Позади себя он услышал, как Гидарн захлебнулся от ярости. Он не удивился бы, если бы группа всадников бросилась вперед, перемахнула ручей и обрушилась на него.

Но когда он подошел к проходу и остановился, чтобы посмотреть назад, то увидел, что они возвращаются в персидский лагерь – медленно и нерешительно, словно сожалея, что дали ему уйти живым.

XVIII

Элла проснулась от того, что пучок солнечных лучей, пройдя сквозь дверь хижины, упал на ее лицо. Она мигнула, попыталась отвернуться от него и обнаружила, что смотрит на грубую стену. В этот момент пробуждения она еще не вспомнила, как она здесь оказалась. Это был не ее дом, аскетичный, но благородный. Это…

Она вспомнила и сразу села.

Предыдущим вечером она долго карабкалась по горам, пока ей удалось увидеть Малийскую равнину. Она поранилась о камни, пробиралась сквозь жесткую траву и колючки, и к ночи оказалась почти такой же измотанной и уставшей, как в тот день, когда она здесь появилась впервые. Это не была восстановительная прогулка: вида расположившейся внизу огромной орды оказалось достаточно, чтобы поселить в ее сердце страх. Как может Теусер с горсткой товарищей сдерживать натиск такой армии? Даже признаки беспорядков в персидском лагере и темные пятна трупов, разбросанных перед входом в теснину не уменьшили ее опасений. Быть может, Теусер уже погиб. Она не имела о нем никаких известий с момента начала сражения; она ничего не узнает, пока оно не будет закончено. А принимая во внимание противостоящие спартанцам силы, конец мог быть только одним.

Медленно выбравшись из постели, Элла каждой ноющей косточкой ощутила последствия вчерашней отчаянной прогулки. Ее ноги были покрыты царапинами, оставленными колючками. Старые Самос и Торис продолжали спать, посапывая и похрапывая таким образом, который показался ей наполовину смешным, наполовину отвратительным, когда она впервые все это услышала. Теперь она чувствовала глубокую привязанность к этим людям и завидовала их близости.

До ближайшего к хижине источника было пять минут ходьбы. Вытирая из глаз усталость, Элла взяла стоявший в углу глиняный кувшин и вышла в утро.

Сюда не доносились звуки сражения. И персы, и спартанцы были далеко. Ни дым, ни шум битвы не смогли бы достичь этого места. Если бы в это мгновение началась атака… если бы Теусер лежал, умирая, павший под яростным натиском персов… в этих укрытых лугах и выгоревших горных склонах все осталось бы спокойно.

Но она бы почувствовала, что Теусер умер. Она ощутила бы это сердцем. Их соединяла не только телесная связь, но и любовь, которая не признавала расстояний и могла умолкнуть только после смерти.

Поставив кувшин на плечо, Элла начала спускаться по крутому склону к пузырящемуся среди камней горному роднику. Она была обнажена: среди окружающей ее дикой природы не было подсматривающих глаз и незнакомцев. Будучи спартанкой, Элла наслаждалась свободой движений и теплой лаской солнечных лучей.

Девушка поставила кувшин около источника и склонилась к воде. Она промыла глаза от остатков сна и, зачерпывая ладонями воду, стала лить ее на плечи. Холод ледяных струек, побежавших по груди и спине, заставил ее вздрогнуть и сделать резкий вздох.