Читаем Лев Спарты полностью

Эфиальт попытался спрятаться за камнем, но тот оказался слишком маленьким. Он распрямился и начал что-то нечленораздельно тараторить. Еще одна стрела впилась в мешок, и в руках Эфиальта не осталось больше мужества, чтобы его удерживать. Он выпустил его. Мешок упал на землю, и негромкий звон монет внутри вызвал в нем последний приступ надежды. В отчаянии предатель потянулся за ним, но после того, как очередная стрела проткнула ему руку, закричал и прыгнул в кусты. Он прокатился в облаке пыли по склону, подхватился на ноги и исчез за горным выступом.

Гидарн поднял меч, и бессмертные начали продвигаться к морю, образовав стену из плетенных щитов и сверкающих копий.

Между ними и греками больше не осталось преград. И все-таки в то мгновение, когда он понял, что победа у Ксеркса уже в руках, Гидарн потерял к сражению всякий интерес. Для него в нем не осталось и капли славы.

Он угрюмо вел своих людей вперед. Перед ним была поставлена задача – он ее выполнит. В пылу сражения он выбросит из головы мысли о милосердии и о благородстве тех, к кому он сейчас направлялся.

Он уловил какое-то движение впереди. Берег пришел в движение. Навстречу бессмертным бросились солдаты.

– Феспианцы, – устало произнес Гидарн. – С этими проблем не будет. Покончим с ними побыстрее.

По всей Малийской равнине плотная масса персидских войск двигалась к проходу в Фермопилах. В середине этого сборища на золотой колеснице гордо высился Ксеркс; запряженных в его экипаж лошадей вели под уздцы колесничие, бежавшие ровной трусцой рядом с ними. Казалось, что никто и никуда не торопится, и царь собирается проехать по-царски медленно и неторопливо через проход, не предвидя никаких задержек на пути.

Но тут заговорили сигнальные рожки.

Спартанцы прижались плечами друг к другу и подняли стену из щитов. Звуки рожков долетели до них, казалось, что они отразились нежными мелодиями от резонирующей меди.

Леонид, как всегда, стоял в центре линии. Он наблюдал за приближающейся фигурой Ксеркса.

Сзади подбежал задыхающийся посыльный.

– Господин, бессмертные атакуют феспианцев у нас в тылу.

– А остальные?

– Все успели отойти, кроме четырехсот фивян. Они отрезаны.

– Передай Демофилу…

Слова растворились в еще более мощном, угрожающем реве персидских рожков. После этого настоятельного призыва ритм издаваемого ногами персов топота ускорился, и сам он стал громче. Противник быстро приближался, переходя через мелкий ручей по трупам собственных товарищей. Леонид прикинул протяженность передней линии врага.

Потом он коснулся одной рукой плеча Пентея, а другой – Агафона.

– Мы больше не можем удерживать проход, поэтому мы должны атаковать.

Они кивнули, не говоря ни слова и не отрывая взгляда от приближающихся орд.

– Холм за стеной будет нашей последней позицией, – произнес Леонид. – Это все.

Приказ был быстро передан по линии. Наступила пауза, словно все сделали вдох, а потом Леонид поднял копье.

Спартанцы сомкнули щиты и молча пошли вперед.

Они выглядели жалкой кучкой против противостоящей им огромной массы. И все же при их виде первая линия персов заколебалась и сбросила скорость. Произошла давка, послышалось перешептывание, и легкое дуновение страха пронеслось по рядам персов.

Ксеркс на своей колеснице поднял обе руки. Яростно махнув мечом, он проорал изо-всех сил:

– В атаку! В атаку!

Но передняя линия по-прежнему тормозила. Сзади на нее начали напирать другие, заставляя воинов в первом ряду продвигаться вперед, но их натиск иссяк. И прежде, чем он был восстановлен, железная стена спартанцев навалилась на них.

– Трусы! – закричал Ксеркс. – Нападайте!..

Гоплиты выкосили глубокую полосу в персидской массе, безжалостно убирая со своего пути человеческие тела. Сама сила их напора откинула назад сотни персов, руки которых оказались прижатыми к их бокам, а ноги беспомощно топтались на месте. Колесницу Ксеркса чуть было не смело бурным натиском; сам царь, вне себя от ярости, желал в тот момент только одного – яростно ворваться в этот компактный отряд спартанцев и собственными руками вырвать Леонида из их рядов. Он сжал поводья, достал бич и начал безжалостно нахлестывать лошадей. Те вздыбились, разбавив общее смятение своим ржанием, и прыгнули вперед.

Персы падали под колеса. Но внезапная атака царя воодушевила находящихся по бокам и позади него воинов. Сотня пыталась выбраться из боя, но тысяча бросилась вперед, размахивая мечами и копьями.

Продвижение спартанской стены было застопорено. Персы атаковали их с фронта и с флангов. Беспрестанный дождь ударов сыпался на медные щиты и доспехи. Спартанец упал, алый плащ потянулся за его телом… и мечи врубились в оставленную им брешь. Раздался лязг металла о металл, и отверстие закрылось только для того, чтобы открыться в другом месте.

Свежие силы персов вылились на равнину. Копья взметнулись и были направлены вниз в поисках целей за высокими щитами. Некоторые персы поступали по-другому – они бросались в ноги спартанцам, пытаясь пригвоздить их к земле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза