Секуляризационная программа Д. Н. Овсянико-Куликовского означает полный крах идей Толстого, который нужен интеллигенции только как великий писатель, как борец с самодержавием, как антицерковный проповедник, известный всему миру, но вовсе не как религиозный учитель. Даже самое ценное в его нравственной доктрине – жгучий социальный протест – оказался невостребованным, и пламенная проповедь против нищеты и социальной обездоленности никаких реальных последствий в жизни России не имела. Для большинства читателей Л. Н. Толстого наибольшую ценность имело то, чем сам писатель дорожил в наименьшей степени, и наоборот – общество осталось совершенно глухо к его самым задушевным идеям и призывам.
Этот вывод подтверждается многочисленными свидетельствами современников. Д. С. Мережковский на заседаниях Религиозно-философских собраний, проходивших в Петербурге в 1901–1903 гг., утверждал, что «образованные русские люди, восставая против догматики и схоластики Церкви, считают своим вождем Л. Н. Толстого лишь по недоразумению», ибо писатель действительно на самом деле пребывал в духовном одиночестве, отрицая Церковь, государство и культуру[227]
. У Л. Н. Толстого практически не было серьезных последователей, а для большинства читателей и почитателей его моральная проповедь была крайне неубедительна.Это вопиющее противоречие в дни празднования толстовского 80-летия в 1908 г. зорко подметил С. Л. Франк. Ему был очевиден контраст между восторженным восхвалением писателя и полным равнодушием или даже отрицательным отношением к его идеям[228]
. Об этом же говорит в своих воспоминаниях и С. Н. Дурылин: учение Л. Н. Толстого оказалось просто «религиозным ничем»[229].