Двадцать первого июня 1930 года Троцкий, к этому времени уже обретший форму международного вождя, хотя продолжавший считать себя и лидером российской оппозиции, обратился с директивным письмом ко всем секциям «интернациональной коммунистической организации».[1287] В нем высказывалось недовольство тем, что принятые на конференции в Париже решения не исполняются. Рушились надежды на появление «коллективного организатора» в лице «Интернационального бюллетеня». Начать его издание не удавалось. Не была образована редколлегия, национальные группы не выделили для работы в ней своих представителей. Сдерживая себя, Троцкий писал, что он не обвиняет никого лично, понимает крайний недостаток сил и средств. Но все же главной причиной бездеятельности он считал неправильное понимание взаимоотношений между национальными секциями и международным объединением. Он напоминал, с какой неохотой отнеслись к его предложению об организационном оформлении международной организации некоторые национальные «секции».
Троцкий сознательно или, может быть, невольно для себя пытался моделировать новое международное объединение по образцу Коминтерна, хотя продолжал упрекать и попросту поносить эту организацию как оппортунистическую, упускавшую возникавшие революционные ситуации. В таком поведении вновь и вновь проявлялась двойственность — продолжалась риторика по поводу интернациональной оппозиции не Коминтерну, а Коминтерна, на деле же предпринимались усилия по структурированию новой международной организации.
Хотя на апрельской конференции было принято решение об организации Интернационального секретариата, этот орган как постоянно действующий сформировать не удалось. Тогда Троцкий попытался образовать Интернациональное бюро из наиболее доверенных политических фигур, которые взяли бы на себя основной груз практической работы. В него вошли А. Росмер, М. Шахтман, К. Ландау, А. Нин и Л. Седов (под псевдонимом «Маркин»), Трудно определить, какие соображения лежали в основе такого подбора, но с самого начала было ясно, что Интернациональное бюро не сможет стать работающим инструментом, так как состояло из людей, занятых другими делами. Действительно, Шахтман почти сразу возвратился в США, Седов находился в Стамбуле и целиком был занят делами своего отца (в феврале 1931 года он отправится в Берлин), Нин вскоре был арестован и находился в испанской тюрьме. Что же касается Росмера и Ландау, которые поначалу проявили активность, то скоро у них возникли сомнения в правильности политикостратегического курса Троцкого и они отошли от его движения. Интернациональное бюро не только не стало эффективным органом — оно попросту не приступило к деятельности.
В результате Милль, в декабре 1930 года переехавший из Брюсселя в Париж, оказался единственным постоянным членом Секретариата, с которым Троцкий установил регулярную связь. Вначале Троцкий рассматривал Милля как своего главного и надежного организационно-технического помощника. Между ними установилась постоянная корреспонденция, причем вначале Троцкий обращался к Миллю в качестве члена обоих органов — Интернационального бюро и Интернационального секретариата, но вскоре о первом органе позабыл, поняв, что он фактически не существует.
Троцкий закрывал глаза на то, что Милль действует в одиночку. Между тем из Стамбула ему шли директивы, как будто в его распоряжении был штаб квалифицированных сотрудников. Вот лишь один из примеров, а таковых можно привести немало. В первом письме Миллю[1288] Троцкий, касаясь множества вопросов, так формулировал только один из них: «Кто занимается бельгийскими делами? Сейчас, после совершившегося раскола, крайне важно не терять темпа, т. е. помочь товарищам из Шарлеруа и других мест создать центральную группу для руководства оппозицией во всей стране. В конце концов не обязательно, чтобы эта группа была на первых порах уже в Брюсселе. Пусть даже центр временно будет в Шарлеруа. Может быть, это даже будет иметь свои положительные стороны. «Люди растут вместе со своими задачами». Товарищи из Шарлеруа чрезвычайно поднимутся в своем собственном сознании, если на них будет возложена забота об оппозиции во всей стране. Как обстоит дело с их изданием? Очень жаль, что в последнем номере «Веритэ» нет отдела, посвященного бельгийской оппозиции».