Лев Троцкий

Трудно согласиться с мнением американского исследователя Дж. Арча Гетти, полагающего, что за медлительностью Троцкого в эти месяцы скрывалась его попытка возвратиться в кремлевское руководство. В доказательство этого Арч Гетти обращает внимание на то, что после призыва к созданию новой германской компартии, но до заявления о разрыве с Коминтерном Троцкий направил в Политбюро ЦК ВКП(б) секретное письмо, в котором обращался к «чувству ответственности» советских высших руководителей, призывая их использовать поддержку оппозиции и свое личное возвращение в партию с обязательством воздерживаться от критики.[1306] По мнению Арча Гетти, предложение Троцкого о возвращении в СССР для конструктивной работы носило серьезный характер.[1307]

Однако считать это письмо Троцкого свидетельством искреннего стремления к примирению нет оснований. Оно было написано отнюдь не в надежде, что Сталин примет лидера оппозиции в свои распростертые объятия, не говоря уже о явной нереальности обещания Троцкого отказаться от критики. Посылая письмо, он, разумеется, не знал о резолюции, которую начертал Сталин на его обращении в Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1931 года по поводу судебной тяжбы с германским издателем Шуманом.[1308] Резолюция Сталина гласила: «Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ (Исполком Коминтерна. — Г. Ч.). Пусть знает свое место».[1309] Повторяю, Троцкий не имел представления об этой резолюции, которая стала известна только недавно. Но мог ли он ждать чего-либо иного от кремлевского владыки? Думать так означало бы считать Троцкого не опытным политическим деятелем, а подмастерьем в ремесле политика.

Зачем же в таком случае было послано злосчастное письмо? Цель его состояла в стремлении продемонстрировать свою добрую волю, свою готовность к единству, но не советским лидерам, как полагает Арч Гетти, а своим сторонникам и беспристрастным наблюдателям на Западе, убедить, что действительным виновником окончательного разрыва являлось не оппозиционное течение, а официальное руководство ВКП(б).

Иначе говоря, письмо было тактическим ходом, рассчитанным на безусловный отказ советского руководства и последующую публикацию этого «секретного» документа. Об этом свидетельствует сопроводительное письмо от 3 мая 1933 года, «рассекречивающее» обращение Троцкого к большевистским властям. В нем говорилось: «При сем препровождается несколько копий секретного письма в Политбюро. Так как законный срок прошел, то письмо перестает быть секретным, хотя и не предназначено для опубликования».[1310] Думается, что смысл отправления «секретного» письма в Москву раскрывается здесь достаточно очевидно.

Именно в этих условиях Троцкий, наконец, принял решение о полном разрыве с Коминтерном и его партиями, о создании новых компартий во всех странах и нового, IV Интернационала.

Пятнадцатым июля 1933 года была датирована статья с хорошо известной в своих кругах подписью «Г. Гуров», разосланная по всем возможным адресам, а вслед за этим под заголовком «Нужно строить заново коммунистические партии и Интернационал» она появилась в номере «Бюллетеня оппозиции»,[1311] почти полностью посвященном этой принципиально новой задаче.

Скитания по Франции и новая семейная трагедия

Все эти события происходили в то время, когда Троцкий летом 1933 года неожиданно получил визу на въезд во Францию. Увенчались успехом многократные ходатайства его французского переводчика Мориса Парижанина, который поддерживал неофициальные отношения с радикал-социалистическими политиками, в том числе с Эдуаром Даладье, ставшим теперь премьер-министром. Разумеется, дело было не только в том, что Троцкий получил французскую визу «по знакомству», хотя таковой факт наличествовал. Взаимоотношения между Францией и СССР были напряженными, советское внешнеполитическое ведомство стремилось к их смягчению. Сталин брал курс на коллективную безопасность и общий отпор «фашистской» агрессии.

Правительства Франции и Великобритании не приняли еще окончательного решения касательно советских демаршей. Сталину давали понять, что ни Великобритания, ни Франция не пойдут на поводу СССР. Так что прием во Франции заклятого врага советского диктатора должен был послужить своеобразным сигналом, предостережением.

Троцкого, правда, принимали как частное лицо, полусекретно. Согласно взятым им обязательствам, он должен был проживать в глубинке, не вмешиваться во внутренние дела страны. Но конечно же никто не сомневался, что советская разведка быстро узнает о его местонахождении, на что, видимо, и рассчитывало правительство Даладье, из кругов которого происходила запланированная утечка информации.