Лев в Москве. Толстовские места столицы

В 1855 году после восшествия на престол император Александр II постановил впредь называть дорогу Николаевской в честь главного организатора и вдохновителя строительства. А вокзал в Москве назвали Николаевским, коим он стал в 1856 году. В то время железная дорога Петербург – Москва была самой длинной в мире двухпутной дорогой со сложнейшим техническим хозяйством. Николаевской дорога была до 1924 года, и только когда переименовали Петроград, дорогу назвали Октябрьской.

Первый вокзал Москвы внутри оставлял даже более глубокое впечатление, чем снаружи. Длина его составляла 25 саженей, ширина – 12 саженей (1 сажень = 2,134 м). Интерьеры двухэтажного вокзала, состоящие из обширного и светлого вестибюля, залов ожидания, поражали новизной и качественной отделкой, на которую не поскупились – пол устлали дорогим дубовым паркетом, печи отопления обложили мраморной плиткой, а в туалетных комнатах установили камины. А роскошное убранство императорских покоев вокзала подчеркивало его предназначение: царская семья приезжала из столицы именно сюда и могла скоротать время до отправки поезда в подобающих условиях, располагаясь на мягких диванах. Хотя, честно говоря, вряд ли царскую особу заставили бы ждать: наоборот, все ждали именно ее!

Со стороны путей к вокзальному зданию примыкал дебаркадер, т. е. крытый перрон, длиной в 50, шириной 12,5 саженей, с двумя путями и каменными пассажирскими платформами. Оригинальная вантовая система дебаркадера, спроектированная архитектором Р.А. Желязевичем, оказалась весьма удачной и простояла до 1903 года, когда ее заменили на арочную. Неподалеку от вокзала по проекту Тона выстроили гараж для локомотивов – круглое депо, коих в общей сложности по всей дороге было девять.

Одним из самых известных иностранцев, впервые по достоинству оценивших Николаевский вокзал (причем, в двух экземплярах) стал французский писатель Теофиль Готье, доверивший посетившие его чувства бумаге. Он предпринял путешествие из Петербурга в Москву по железной дороге в начале 1860-х годов. Интурист, прежде всего, отметил необъятность вокзала. Но при этом нашел возможность укорить русских железнодорожников за несоблюдение расписания. Отправление его поезда было назначено на полдень и, судя по всему, отложено. «Если в поезде, – пишет Готье, – едет какая-нибудь важная особа, то, поджидая ее, поезд придерживает свой пыл на несколько минут, если потребуется – на четверть часа».

Поразила иностранца и широта русской души: «Пассажиров провожают родственники и знакомые, и при последнем звонке колокольчика расставание не обходится без многочисленных рукопожатий, обниманий и теплых слов, нередко прерываемых слезами. А иногда вся компания берет билеты, поднимается в вагон и провожает отъезжающего до следующей станции, с тем чтобы вернуться с первым обратным поездом. Мне нравится этот обычай, я нахожу его трогательным. Люди хотят еще немного насладиться обществом дорогого им человека и по возможности оттягивают горький миг разлуки. На лицах мужиков, впрочем, не очень-то красивых, живописец заметит здесь выражение трогательного простодушия. Матери, жены, чьи сыновья или мужья, возможно, надолго уезжали, проявлением своего наивного и глубокого горя напоминали святых женщин с покрасневшими глазами и судорожно сжатыми от сдерживаемых рыданий губами, которых средневековые живописцы изображали на пути несения креста. В разных странах я видел много отъездов, отплытий, вокзалов, но ни в одном другом месте не было такого теплого и горестного прощания, как в России».

Не следует связывать церемонию долгого прощания на вокзале с появлением в России железной дороги. Отнюдь, то, о чем пишет Готье, было в порядке вещей еще до ее появления. Проводы друзей до московской станции отправления дилижанса, например, в Петербург, а затем и проезд с отъезжающими до первой остановки (чтобы там сойти) были вполне привычным явлением и до открытия вокзалов в обеих столицах. Таковы традиции.

Поезд французу также понравился: «Русский поезд состоит из нескольких сцепленных вагонов, сообщающихся между собою через двери, которые по своему усмотрению открывают и закрывают пассажиры. Каждый вагон образует нечто похожее на квартиру, которую предваряет прихожая, где складывают ручную кладь и где находится туалетная комната. Это предварительное помещение выходит непосредственно на окруженную перилами открытую площадку вагона, куда снаружи можно подняться по лестнице, безусловно более удобной, чем наши подножки. Полные дров печи поддерживают в вагоне температуру пятнадцать-шестнадцать градусов. На стыках окон фетровые валики не пропускают холодный воздух и сохраняют внутреннее тепло».