Левая политика. Социальный диагноз

С того самого момента, как в России началась пресловутая «утечка умов», причину её большинство экспертов, да и представителей общественности, простых граждан предпочитали видеть в низкой оплате труда в науке, что было характерно для СССР и стало притчей во языцех в «новой» России. Насколько материальные соображения были значимы для вас, когда вы принимали решения уехать из страны?

Лично для нас материальные соображения в то время по ряду причин не играли никакой роли. Мы уехали до того, как начался развал. Нам ещё исправно платили зарплату. И хотя инфляция в то время была уже весьма высокая, нам всё же удавалось бежать достаточно быстро, чтобы, по крайней мере, оставаться на месте. Более того, перед отъездом из России мы материально жили лучше, чем когда-либо раньше из-за многочисленных подработок, которые стали в то время возможны. Мы — люди реалистичные и тогда, когда уезжали, фонтанов с лебедями не ожидали. Кроме того, кое-какие слухи от ранее уехавших коллег уже успели просочиться. Нам, например, посоветовали брать с собой зубную пасту и вообще всё, что придётся, потому что денег не будет ни на что. И не обманули, денег первые года два действительно не было ни на что. У мужа есть в Америке дальние родственники, даже не родственники, так, седьмая вода на киселе, сами люди очень небогатые, так они нам иногда присылали 40–50 долларов, просто в конверте бумажками. Я до сих пор им безумно благодарна, потому что иногда они нас просто спасали. Так что парадокс состоит в том, что первые годы жизни в Америке запомнились мне как нищее время. Потом ситуация стала постепенно улучшаться, но, чтобы достичь какого-то материального благополучия, нам понадобились годы.

Первые пару лет нашей работы в США русских там почти не было. Мы уехали в числе первых. Я вам не скажу за весь Пенсильванский Университет (это университет, где я начинала работать), но в той его части, которую я знала, я была одна русская. А потом пошёл поток, и где-то к 1994-95 годам русские учёные были везде. Это уже была другая волна уехавших, у них была принципиально иная мотивация. Мы ещё могли себе позволить поехать в Америку работать, потому что нам было любопытно. А в середине 90-х уже надо было спасаться. В Москве, по крайней мере, можно было пристроиться в банк или страховую компанию и хотя бы накормить семью. Некоторые наши однокурсники, коллеги так и поступали: оставляли науку, уходили в другие сферы деятельности. Но многие этого всё равно не хотели, поэтому уезжали и из Москвы. А в таких местах, как Пущино, что делать? Там пять научных институтов и чистое поле. Картошку сажать? Сажали и картошку, чтобы выжить. Но, не забывайте, речь идёт о высокообразованных, умных, энергичных людях. Из Пущино уехала масса людей существенно старше нас, которые уже достигли каких-то позиций, положения. У многих были подросшие дети, что создаёт массу дополнительных трудностей. Эти высококвалифицированные люди пошли на начальные должности и мизерные зарплаты. Кстати говоря, мы очень заметно сбили зарплаты на эти начальные должности — вот вам прелести рынка. Сначала то, что произошло с Россией, произошло с Восточной Европой — выехали образованные люди. А спустя несколько лет и российский поток обрушился на рынок научного труда США и Западной Европы. Неудивительно, что зарплаты упали.

Когда я читаю в российской прессе рассуждения о зарплате как о единственной мотивации для отъезда российских учёных из России, как о способе привлечь русских и других учёных на работу в Россию, мне и смешно, и грустно. Вне всякого сомнения, хорошая зарплата — вещь приятная во всех отношениях. Но поверьте мне, ни один настоящий учёный не примет ни одного серьёзного решения на основании того, сколько ему будут платить. Он (или она) будет принимать решения, исходя из перспектив для его работы, для его науки, а не из денег. Те, кто думает в первую очередь о деньгах, либо в науку не идут, либо ничего хорошего там не создают. Привлекая деньгами, Россия обязательно привлечёт совсем не тех, кого нужно. Учитывая, в каком состоянии находится наука в России, дело её возрождения требует подвижников, а его упорно пытаются поручить наёмникам.

Насколько трудно вам было в профессиональном отношении в США? Пришлось начинать всё с нуля?