Но сформулируем вопрос иначе: могла ли в принципе существовать среди руководителей партии и государства в 1930-х годах политическая оппозиция той политике, которая проводилась И.Сталиным и его ближайшими соратниками? Ответ на этот вопрос, по моему убеждению, также должен быть дан положительный. Сам Ю. Жуков перечисляет те причины, которые могли породить, как он пишет, «сильные оппозиционные настроения, не раз перераставшие в открытые конфликты, разногласия, порождённые слишком многим. Во внутренней политике — провалом первой пятилетки, связанным с ним неизбежным поиском виновных, поиском выхода из кризисной ситуации. Во внешней — уже не вызывающая сомнения полная смена курса, которым с 1917 г. следовала партия, Коминтерн и СССР как государство. Помимо этого, часть наиболее сознательных, убеждённых и вместе с тем самых активных коммунистов, особенно участников революции и гражданской войны, сохранили собственное мнение по возникшим проблемам, не желая ни принимать новый курс Сталина, ни становиться откровенными конформистами. Они продолжали ориентироваться только на мировую революцию, сохранение незыблемости классовых основ Республики Советов, диктатуры пролетариата, не желали отказываться от того, что являлось смыслом их жизни.
Енукидзе и Петерсон, Корк и Фельдман, Ягода и его заместители по наркомату, начальники отделов НКВД относились именно к такой категории большевиков. К тем, кого следует называть непреклонными, несгибаемыми, «фундаменталистами». Они, да и не только они, в силу своего политического опыта не могли не понимать, к чему всё идёт. А к решительному сопротивлению их могло подвигнуть многое, но окончательно — вступление СССР в Лигу наций, пошедшая полным ходом подготовка создания Восточного пакта. Иными словами, воссоздание хотя и с новыми задачами, но всё той же пресловутой Антанты, которая не так давно открыто боролась с Советской республикой в годы гражданской войны.
Повлиять на радикализацию настроений мог и отказ — перед прямой угрозой фашизма — от прежней замкнутости, своеобразного сектантства Коминтерна, первые попытки создать народные фронты, объединившие бы вчерашних заклятых врагов — коммунистов и социал-демократов. Наконец, последней каплей, переполнившей чашу терпения, могло стать и известное Енукидзе стремление Сталина изменить конституцию, исключив из неё всё, что выражало классовый характер Советского Союза, его государственной системы».
Заговор, да ещё с убийством политического противника, — эта форма политической борьбы не могла быть использована старыми большевиками, или, как выразился Ю.Жуков «фундаменталистами», по той простой причине, что они были многоопытными политиками, которые хорошо понимали, что результаты такого рода военного переворота должны были непременно получить одобрение в партии и в народе. Однако в 1930-х годах такое уже было невозможно. Военный переворот был равнозначен самоубийству. А поскольку внутрипартийная демократия была уже в конце 1920-х годах исключена из арсенала политической жизни, то единственным способом борьбы несогласных был т. н. «заговор», который мог быть реализован только при наличии большинства политических оппонентов на Пленуме ЦК или на съезде партии.
В силу вышесказанного я никогда не поверю в то, что Енукидзе и Петерсон готовили убийство членов ПБ, тем более по призыву Л.Троцкого.
Да и сам Ю.Жуков, после длинной цепочки рассуждений пришёл к выводу, что «Кремлёвское дело», затеянное поначалу как формальный предлог для разработки иного дела — «Клубок», вскоре оказалось самодовлеющим, хотя и лишённым настоящих оснований, превратилось в страшный по результатам фарс» (с.182–183). И ещё одна цитата: «Розенфельд и Синелобов, судя по доступным сегодня документам, были обречены, загодя предназначены в жертву. Ведь их аресты ничем формально не мотивировались: ни чьими-либо показаниями, ни хотя бы доносами. И потому можно с большой долей вероятности утверждать, что НКВД действовал по некоему заранее подготовленному плану. Его сотрудники давно уже и тщательно вычислили, кого необходимо арестовать для создания «дела», для быстрого выведения следствия на Комендатуру Кремля (КК) и правительственную библиотеку. Словом, на «Кремль». И как заодно связать искомую «контрреволюционную организацию» с одним из бывших лидеров бывшей внутрипартийной оппозиции — с Каменевым. (с.134–135).
Таким образом, теория «заговоров» коммунистов с целью государственного переворота во всю эксплуатировавшаяся НКВД и И.Сталиным для оправдания репрессий, не выдерживает никакой критики, ибо противоречит самой логике той системы, которая существовала в 1930-е годы в СССР и тем условиям, в которых протекала политическая жизнь страны.