Я вскидываю колено и получаю удовлетворение от хрипа, когда оно встречается с промежностью Сикандара. Я выдергиваю одну руку из-за спины, зачерпываю горсть песка и швыряю его в лицо парфянцу. Пока он задыхается и плюется, я бью его кулаком по скуле. Он не успевает произнести и слова, как я бью снова.
Меня хватают за плечо. Кто-то другой вцепляется мне в ноги. Мужчины прижимают меня к земле. Удерживают одну руку. Затем другую. Мне удается вырвать одну руку и одну ногу. Моя ступня встречается с чьим-то лицом, а кулак - с животом.
Один из них бьет меня в висок, и мир окрашивается в белый и красный. Я на мгновение перестаю ориентироваться в пространстве, но этого хватает, чтобы они взяли верх и снова свалили меня с ног.
- Поднимите его!
Грубые руки тянут меня вверх. Кто-то заламывает мои локти назад, и я не могу шевельнуться.
- Смотри на меня, проклятый новичок, - рычит Сикандар.
Я намеренно не поднимаю на него взгляд.
Он хватает меня за челюсть и заставляет встретиться с ним глазами.
- Ты должен знать свое место в этой фамилии, кусок…
Я харкаю кровью ему в рожу, и пока он отирается, бью его по коленям, используя как опору того, кто стоит позади меня. Сикандар, яростно рыча, падает на землю.
- Сын шлюхи! – ревет он, вскакивая. Он бьет меня с такой силой, что равновесие теряет даже удерживающий меня боец, и мы оба валимся с ног. Кто-то вздергивает меня и наносит новый удар, но у меня свободна рука, и я замахиваюсь на Сикандара.
- Эй! Эй, вы! - раздается крик. – А ну прекратите! Немедленно!
- Дерьмо!
В одно мгновение напавшие исчезают, и ноги перестают меня держать. Во рту соленый привкус металла. Каждый вдох дается мне с жуткой болью, а площадка с бешеной скоростью кружится перед глазами.
- Стоять! Все! – кричит кто-то.
- Эй! Вернитесь!
- Вернитесь и постройтесь!
- Клянусь, я переловлю вас всех и засуну в яму!
Крики и топот стихают. Все еще плохо соображающий, я сплевываю кровь и приподнимаюсь на дрожащей руке, обхватив другой живот.
Зубы на месте. Боль не походит на переломы. Завтра я буду чувствовать себя как кусок дерьма, но это не смертельно.
- Что тут происходит? – гаркает резкий ледяной голос.
Я выдыхаю сквозь зубы. Возможно, и смертельно.
Боги, кто угодно, только не он.
Но голос раздается слишком издалека, и когда я поднимаю голову и фокусирую взгляд, Друс выходит из темноты с другой стороны тренировочной площадки. Он несет мерцающий факел, и с обеих сторон от него движутся массивные тени телохранителей.
- Поднимайся, - меня хватают за руки и вздергивают вверх.
- Стой смирно, гладиатор.
Я подчиняюсь, хотя удерживать равновесие тяжело.
Друс останавливается прямо передо мной. Факел нагревает воздух между нами, и меня почти трясет, когда ланиста рычит:
- Что здесь произошло?
Кровь заполняет рот, и я сглатываю, чтобы не сплюнуть ее под ноги хозяину:
- Прошу прощения, дом…
- Оставь, - зло отвечает он. – Думаю, ты не сам себя избил до потери сознания, - его глаза сщуриваются в узкую, поблескивающую полоску. – Кто еще в этом участвовал? Отвечай, гладиатор. Немедленно.
Я поворачиваю голову и схаркиваю кровь на песок.
- Это моя вина, доминус.
Друс молчит, но изгибает бровь в молчаливом приказе продолжать.
- Ссора, - объясняю я, - между мной и другим гладиатором, я сам ее начал. Во всем виноват я.
- Между тобой и другим гладиатором, - он медленно осматривает меня. – Ясно.
Он скрещивает руки на груди.
- У тебя есть выбор, Севий. Наказание неминуемо. Ты разделишь его с теми, кто разбил твое лицо, либо получишь один за всех.
Если я назову хотя бы одно имя, весь лудус узнает об этом, и следующую ночь я не переживу. Поэтому я молчу.
Друс постукивает пальцами по руке и вопросительно смотрит на меня.
- Так кто был здесь еще, гладиатор?
Я сглатываю кровь еще раз, в этот раз ее меньше.
- Это целиком моя вина, доминус.
- Значит, твоя, - он протягивает руку и проводит кончиками пальцев по моей скуле. Затем он убирает руку, осматривает и поворачивает ее ко мне, так что я вижу размазанную по коже кровь. – И ты сделал это сам.
- Нет, доминус, - отвечаю я. – Но драку начал я.
Он смотрит мне в глаза, снова изогнув бровь, но не дает возможность что-то добавить.
- Вы стоите мне кучу денег. Каждый.
Он вытирает кровь о мою тунику.
- Я ненавижу, когда портят мою собственность на арене. А теперь представь мои чувства, когда ее портят бесплатно.
- Понимаю, доминус, - тихо отвечаю я.
- Хорошо. И я хочу убедиться, что ты меня понял, - Друс щелкает пальцами. – Арабо, в яму его. Десять ударов, - он смотрит в мои глаза и бросает мне в лицо. – Если это повторится, ты узнаешь, что сегодня я был очень милосерден.
Сказав это, он уходит в тень.
- Пошли, - Арабо хватает меня за руку, - в яму.
***
К тому времени, когда медик выпускает меня, я дюжину раз клянусь больше никогда не испытывать милосердие Друса. Запястья ноют и пылают от стягивающей веревки, и я в полной уверенности, что плечи и спина горят, удивляюсь, что не вижу языков пламени, лижущих стены, когда иду по коридору, держа в руках потную, окровавленную тунику.
Арабо вталкивает меня в комнатушку: