- Севий, мне нужны глаза и уши в лудусе.
Чудом не подавившись, я хриплю единственное слово:
- Доминус?
- У меня тоже есть причины не доверять членам собственной фамилии, - его голос звучит тихо, и я неосознанно наклоняюсь к нему, чтобы лучше слышать. – Я уверен, что предатель находился здесь еще до твоего появления, а значит это не ты.
Я противлюсь желанию нервно сглотнуть, и благодарю богов, что Друс не слышит бешеный стук моего сердца.
- Один из аукторатов не просто выплачивает денежные долги, - говорит ланиста. - Я имею право убить вас всех только из подозрений, но если из лудуса уходят сообщения, кто-то за его пределами их получает. Я не уверен, кто это, только знаю, что ты тут ни при чем, потому что переписка началась до твоего прибытия. Скорее всего, это не Филосир, потому что он пробыл здесь недолго, – он смотрит мне в глаза. – Я хочу, чтобы ты нашел того, кто копает под меня.
Я облизываю пересохшие губы. Спорить бессмысленно. После этого разговора у меня нет выбора. Я знаю о его подозрениях, поэтому он не будет держать меня в лудусе, не будучи уверен, что я сохраню эту информацию в тайне.
Очевидно, Друс не дурак. Кому еще поручить такое задание, как не новичку, которому есть смысл быть преданным только человеку, надевшему на него ошейник?
Возможно, еще патрицию, сделавшему для него поддельные документы, но Друс об этом не знает.
Поэтому у меня нет выбора.
- Хорошо, - я пытаюсь заставить свой голос звучать нормально, - я буду слушать и наблюдать.
- Молодец, - он берет в руки кувшин, - еще вина?
- Прошу, - я протягиваю почти опустевшую чашу, - и спасибо.
Друс наливает нам вина, и мы молча пьем.
- Могу я кое о чем спросить? – тихо спрашиваю я. – Со всем почтением, из любопытства.
Друс кивает.
- До того, как стать ланистой, ты выступал на арене?
Он отвечает не сразу, глядя на вино и медленно покачивая чашу, словно ответ на мой вопрос заключен в янтарной жидкости. И пока он очарован вином и, по-видимому, моим вопросом, его тонкие пальцы завораживают меня. Как и все в нем, если быть честным. Пальцы. Глаза. То, как он поджимает губы, обдумывая следующую фразу.
Я схожу с ума. На самом деле.
Наконец он спрашивает:
- Гладиатор, ты меня уважаешь?
Не такой ответ я ожидал.
- Конечно, как и все в фамилии.
Он откидывается в кресле.
- Тогда какое имеет значение, был ли я гладиатором? – он поднимает бокал и делает широкий жест, прежде чем поднести его к губам. – Если мои люди уважают меня, а их противники уважают их, тогда я хороший ланиста, так?
- Конечно.
- А хороший ланиста, - он взмахивает рукой, - зарабатывает много денег. Вот почему я здесь.
- Это понятно.
Он отводит взгляд:
- Тогда почему ты задал этот вопрос?
Я молчу, тщательно подбирая слова.
- Простое любопытство, почему человек выбирает подобную жизнь.
Теперь замолкает Друс. Он делает глоток и смотрит по сторонам, не замечая, как я слежу за его губами, пока он перекатывает вино на языке.
Боги, Севий, да что с тобой творится?
Друс делает глоток и только затем возвращается взглядом ко мне.
- Как долго ты выступаешь на арене?
- Много лет, - я делаю паузу и быстро добавляю: - Долги. Долги, оставленные отцом, заставили меня стать аукторатом сразу, как только я достиг совершеннолетия.
- Поэтому ты знаешь лишь жизнь гладиатора, - он ставит вино на стол. Его взгляд отрешенный, немного тревожный, как и его голос. – Поверь мне, есть судьба гораздо хуже, чем лудус или арена.
========== Глава 7 ==========
Теперь я глаза и уши ланисты, а заодно глаза и уши обманутого мужа-политика.
Изучаю. Подслушиваю. Жду. Я наблюдаю даже во время тренировок, смотрю по сторонам и ловлю обрывки разговоров. И жду. Рано или поздно Верина и ее любовник выдадут себя. Женщины, особенно жены богатых и влиятельных людей, частенько тайком наведываются в лудус, как правило, под покровом ночи. Иногда приходят служанки и, заплатив Друсу солидную сумму, ведут нас в городской дом или на виллу. Еще чаще в комнату в борделе. В этом нет ничего необычного: в Риме женщины ведут себя также. Особенно после боя или тренировки, когда мы уставшие, потные и покрыты кровью. Я слышал, некоторые ланисты зарабатывают на нас после игр больше, чем во время них. А учитывая приближающиеся Аполлинарии, мы, похоже, тренируемся больше для женщин, чем для боев.
Имена редко произносятся вслух, но те, кто пробыл в Помпеях некоторое время, уже многое знают о местных женщинах. Об одержимости жены магистрата карфагенянами и экзотическими финикийцами. О том, что дочь уважаемого сенатора имеет слабость к самым мощным и кровожадным самцам. О женах богатых виноделов, которые всегда зовут одного мужчину на двоих.
Большинство их мужей смотрят на это сквозь пальцы. Мы всего лишь рабы, не граждане и даже не вольноотпущенники, связь с которыми может грозить скандалом. Тем не менее все продолжают хранить молчание: как женщины, так и мы. Да и кому мы расскажем? Только ауктораты покидают лудус без сопровождения, но все они знают: любой скандал, связанный с фамилией, вызовет большое неудовольствие ланисты.