Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979

Был Борькин товарищ по концлагерю Израель Залмансон с девушкой Барбарой (американка, 6 лет в стране, работает в Сохнуте). Чай, вино и разговоры.

10 марта. Шб. Иерусалим. Весь день занимаюсь «Левиафаном» № 2. Ирка – советник и цензор.

Вечером был Саша Сыркин, он собирается в Италию. Менялись книгами.

11 марта. 1. Иерусалим. Был у Д. Сузаны в муниципалитете (починка стенных росписей, дела Дома художника).

Был у Володи Школьникова в «Шамире» (обмен книгами, типографии для «Левиафана», создание общей фирмы).

В типографии Ахва взял счет для «Левиафана», купил моечные средства.

Был у Ирки на работе. Феликс Дектор, Оскар Минц, Володя Глозман.

С Иркой в «Ставе». Зяма Олидорт, как обычно, не платит деньги. Белла, Грета, Феликс. Разговор с Мишей Эткиным.

С Иркой на рынке. Боря Камянов купил фотоаппарат и обновляет его. Встретил Авраама Яхина, говорили о выставке и книжке о Э. Ландман.

Был Аккерман у нас. У Саши был разговор с кем-то из тель-авивск. художников о «Левиафане», но Саша не говорит с кем. Я выразил свое ему удивление. Последнее время я замечаю в Саше некоторые неприятные черточки.

Ирка на курсах программистов, Яшка на дне рождения приятеля. Златка крутилась около меня, крутилась и заснула.

Сосед – спекулянт машинами – и его брат приходили смотреть квартиру.

Книги Севелы о евреях, об идишской среде не литература.

12 марта. 2. Иерусалим. Читаю. Бездействую.

13 марта. 3. Иерусалим. Читаю. Пасмурно. Бездействую. Мир с Египтом почти подписан.

Стихи Иосифа Бродского. Книга «Часть речи». Как будто все это перевод с какого-то иностранного. Бродский и есть литературный мальчик из переводческих кругов. Стихи его литературны, нежизненны, лживы. Он консервативен, как и в начале 60‐х, когда он появился впервые в Москве. Выпендреж по образцам стандартной сытой поэзии Запада. Плюс истерический жидовский русско-православный патриотизм. И вот это Анна Ахматова продвигала в первые ряды русской поэзии; советская власть сделала ему всемирную рекламу ссылкой; и в итоге явился новый светоч русской литературы. Бедная Росия, бедная русская литература. Вот он, тот диссидентско-либеральный мрак, который пострашнее КГБ.

14 марта. 4. Иерусалим. Дом полон книг. Моя цель – оставить только необходимые. Читаю.

У Яшки в столе и на столе ужасный бардак, я заставил его разобрать и ненужное выбросить. А у Златки, наоборот, относительный порядок. Как мои детки не похожи друг на друга.

Ирка работает у Феликса Дектора, ей очень не нравится атмосфера, она хочет уйти. Феликс работает на Сохнут, мы из другого теста.

Читаю Ирке стихи Давида Бурлюка. В США Бурлюк оказался в полном вакууме, и к тому же – отсутствие денег. Как легко мы оказываемся никому не нужны; спасение нам одно – видеть жизнь через призму будущего.

Мы живем спокойной, сытой жизнью: дом, любовь, дети – полный набор счастья; но жизнь человеческая так непрочна – со всех сторон невидимые пасти смерти, болезней, насилия. Мы этих пастей не видим, но иногда ощущаем их смрадное дыхание – это нам знаки от Бога.

15 марта. 5. Иерусалим. Были у нас дамы из Нью-Йорка: Рахель Кауфман и Лилиан Курц с дочерью Ив Менес (из Иерусалима, художница). Смотрели мои работы и кое-что купили для своей «Галери Ту». Можно понять, что они торгуют всяким говном. Но им нравятся и мои работы, и у них есть мои шелкографии.

В Доме художника: Давид Сузана, Хедва Харехави, Аарон Бецалель, Милка Чижик и я обсуждали выбор нового Совета.

16 марта. 6. Иерусалим. Аарон Априль звонил мне, угрожал, сказал, что сотрет меня в лепешку, кричал: дело в том, что он договорился с Товой Сассон о выставке без моего ведома, а я сказал, что не Това дает выставки, а я и что надо проверить даты и возможности. Наконец-то хитрожопый Априль вылез со всеми своими рогами.

Мы с Иркой у Давида Яковлевича Дара: разговор о литературе. Давид Яковлевич – ленинградская таракашка, все знает – ничего не понимает. Впрочем, мил. Годится в коллекции.

При всем моем уме и таланте чаще всего я веду себя очень глупо. По количеству глупых поступков я занимаю одно из первых мест среди самых профессиональных идиотов.

День рождения у Алеши Таргонского. Мы подарили мою гравюру. Англоязычные соседи. Мерлин с тяжелым баркасом и духом американского мещанства. Володя Школьников (прилежный распространитель иудаизма в духе любавичского хитрого ребе; сам же Володя не верит ни в Бога, ни в черта, и его интересует только «парнаса», во имя которой он сейчас и носит кипу на голове) – милый парень с монументальной милой Лёлей. Мелик Агурский – вездесущий выкрест, аккумулятор всех сплетен эпохи. Алеша Таргонский мил, как всегда. И т. д. И еще милый Мишка Нойбергер с беременной женой.

17 марта. Шб. Иерусалим. Книги, книги, книги. Чтение стихов. Ирка простужена, у нее болит бок, но она не перестает сражаться с домашними делами.