Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

Мы с Иркой в новой квартире Афони и Ионы Кольчинских. Коньяк с шоколадом и легкие разговоры и воспоминания. Иона – полная тряпка в руках Афони.

12 октября. 6. Иерусалим. Встретил Арика Килемника у дома, он ехал к Офеку. Он сказал, что наша выставка наделала много дыму, все говорят о ней.

В «Джерузалем пост мэгэзин» полная страница о выставке. Статья Майка Ронена с 3 фото. Он называет меня глашатаем «Левиафана»; всовывает все шпильки, какие может; не может не сказать, что выставка интересна. Но этот враг, сноб, сытая бездарность, рупор буржуазного говна не может нас игнорировать, он посвящает «Левиафану» целую страницу.

В «Едиот Ахронот» статья Мириам Таль о «Левиафане». Обычная описательщина, но 8 лет она, Мириам, поддерживала меня в этом лагере змей и шакалов. 8 лет верности и признания.

Авраам Офек испуган происходящими событиями. Он рассчитывал и рыбку съесть, и на хуй сесть, но неожиданно обнаружил, что «Левиафан» угрожает его сытому положению. Офека пугает мой нонконформизм, и, очевидно, не раз и не два ему сказали старые приятели: «Ты с ума сошел, зачем ты связался с этими „русскими”, которым нечего терять; ведь у тебя положение». В итоге Офек = Шепс = Фишер = равен всем этим маленьким тухлым провинциальным интриганам всех мастей. Офеку нельзя доверять, но пока он делает то, что нужно «Левиафану», его помощь была велика; пока он управляем – он будет в «Левиафане». Не он использует «Левиафан», «Левиафан» пользуется им.

Читал Бен-Гуриона о Синайской кампании.

По «Русскому радио» (на Израиль, а потом на Россию и США) мое интервью и рассказ Рувы Выгодского о «Левиафане». Передача примитивная, глупая, но и она является лыком в строке.

13 октября. Шб. Иерусалим. Комару и Меламиду очень много сделали в Израиле, очень помогли во всем, но Алик Меламид проникся ненавистью ко всему израильскому, а для Комара Израиль – пустое место. Эти мальчики рвались к всемирной американской славе, не имея ничего святого в душе, но вот Америка стала поворачиваться к ним жопой. Нелегко завоевать внимание, когда потеряна аура «диссидентства» и русской политэкзотичности. Теперь решают только таланты – хватит ли их у Комара и Меламида?

Мы с Иркой посетили нашу выставку в Доме художника. Офек находится там, он уже опять доволен жизнью. «Пролетарский» поэт Эби сидит внизу в кафе – глупый тель-авивский дурачок Эби, и хвалит СССР. Давид Озеранский, маленький ростом и талантом, безобидный еврей (все они безобидные, пока у них нет силы в руках), жаловался мне на какого-то скульптора из России, который засрал ему мастерскую.

Эвен-Тов и Клара, любовь которых к искусству не идет дальше продаж картин ходовых художников.

Анжела Селиктар жаловалась на болезнь глаз.

Гретти Рубинштейн с мужем и ребенком – производительница гнусного китча. И другие.

Вечером у нас Саша Сыркин, тихий, невзрачный, сладострастный, как мартышка, профессор-индолог. Рассказывал за чаем о своей поездке в Европу. Переводил мне статью из «Джерузалем пост».

14 октября. 1. Иерусалим. Роман Кнута Гамсуна «Роза» – неинтересно.

Долгий разговор по телефону с Давидом Ракией. Давид – это классический тип бездарного провинциального художника. Общение с подобными людьми обессиливает, обесцвечивает, покрывает слоем пыли и забвения.

Дом художника. Люши фотографировал выставку (с ним Регев). Неожиданное появление Жака Катмора с Михаэлем Рорбергером. Жак сказал, что это очень необычная выставка. Сфотографировались с Иркой, Жаком, Михаэлем, я подарил им наши каталоги.

Ирка обкорнала Яшкины длинные волосы, я подровнял их и сделал ему короткую стрижку. Он очень красив – мой сын. Златка крутилась вокруг нас и пищала: скупердяи, почему вы не стрижете его у парикмахера!

Телевизор: новости, детектив. Проза Кнута Гамсуна.

15 октября. 2. Иерусалим. Читал. Размышлял. Следил за рабочими, покрывающими крышу смолой.

Читал Мейерхольда. Мейерхольд и футуристы – единственные мои родственники в прошлом, мы одной породы в этом бесконечном мире наглых и сытых дворняжек. В Израиле против меня ватная стенка и при всех друзьях – полное одиночество. Один только Аккерман идет со мной во всем.

Был у меня Давид Сузана, рассказывал о делах в Союзе худ., о конференции в Штутгарте, где он разговаривал с Таиром Салаховым, который вспомнил меня, хотя мы не были знакомы. Я высказал Давиду свое неудовольствие тем, что он не устраивает мне работу в муниципалитете. Он обещал исправить положение.

Вел кружок рисования в Гило. Некоторые ученики разбежались и жаловались на меня, что я требую трудной работы, что я резок и пр. Прямо-таки петух и жемчужное зерно; я в роли жемчуга, попавшего в навозную кучу.

16 октября. 3. Иерусалим. В Хадассе. Обрезание у крошечного Мишки Азерникова. Людей почти не было (не считая кучки медсестер). Родственники Юли. Саша Малкин. Тамара Гуткина. После обрезания Юля с младенцем была у нас.

У Ирки повышенная t°.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное