Левиафан

Аппарат терял высоту куда быстрее, чем любой коммерческий самолет. Благодаря укороченным крыльям корпус конвертоплана сохранял исключительную стабильность даже при отвесном снижении к поверхности моря. Фарбо пришлось поспешно сесть, стараясь не расплескать кофе.

— Обычно аппарат зависает над водой, а потом втягивает крылья и герметизирует воздухозаборы, что позволяет нам нырять под воду и встречаться с кораблем-маткой там. Однако мы сочли необходимым продемонстрировать вашей стране — и остальным, — с чем вы имеете дело. — Боевик оглядел лица сидящих перед ним. Конвертоплан уже находился в шестистах футах над гребнями волн.

Они смотрели в иллюминаторы левого борта, когда прямо внутреннее ухо пронзил оглушительный писк. Найлз и остальные сжали головы ладонями.

— Приношу извинения, по мы отмечаем свое местоположение с помощью сигнала, легко проходящего сквозь воду. Услышанный вами акустический всплеск — кодированная передача, помимо прочего, сообщающая нашу высоту и местоположение с точностью до полудюйма. Мы не хотим несчастных случаев. Киты и дельфины тоже слышат тон, выходящий за диапазон человеческого слуха, так что для них это сигнал убраться отсюда подальше.

Внезапно сигнал закончился, и все посмотрели на поверхность воды внизу. Залив на рассвете был совершенно безмятежен, позволив солнцу усеять волны золотистой россыпью бликов. Вдруг вода ярдах в трехстах сбоку от конвертоплана приобрела более светлый оттенок зеленого. Найлз украдкой бросил взгляд на здоровяка, следившего за их реакцией с улыбкой. А повернувшись обратно к большому иллюминатору, Комптон увидел огромные пузыри, лопающиеся на поверхности залива. Некоторые достигали добрых ста футов в диаметре и вздымались в воздух еще футов на пятьдесят, прежде чем лопнуть, демонстрируя нечто вроде взрыва парового котла.

— Господи, помилуй, — пробормотал Ли в изумлении.

Они увидели, как из глубин прозрачного моря вздымается какой-то силуэт. Им было и невдомек, что именно это место залива выбрано за исключительную прозрачность воды. У них на глазах нос исполинского судна вознесся из хлябей, круглый и громадный. Субмарина вспорола поверхность Мексиканского залива со взрывным выбросом вспененной добела воды и брызг, а затем продолжила подъем, будто стремясь вырваться из неприятной и враждебной среды. Она все поднималась и поднималась, и казалось, этому не будет конца, а затем поднялась еще выше. Они увидели, как боевая рубка, пробив поверхность, начала выдвигаться, обратившись в 125-футовый небоскреб, но монстр еще тревожил воздух и море своей протяженностью. Он возникал из моря, как мифическое чудовище в многократно замедленном показе кино.

— Просто не верится! — чуть ли не взахлеб выдохнул Найлз.

Могучая подлодка наконец достигла точки, когда взмывший нос перевесил корму, и гигантский корабль начал путь обратно в море. Залив под его корпусом расступился, когда исполин рухнул в воду, подняв волну футов двести высотой. Мельчайшие брызги ее гребня взмыли до самого зависшего конвертоплана.

Найлз начал мысленно прикидывать размеры. Длина судна добрых тысяча футов с хвостиком, а то и поболе. Посчитать его водоизмещение он не мог, но наверняка больше, чем у любого судна военно-морских флотов любой из стран мира. Субмарина, размерами превосходящая авианосец класса «Нимиц», не походила ни на одно судно, виденное любым из них. Корпус отличался чистыми линиями и был округлым даже на верхней палубе. Боевая рубка представляла собой гигантскую конструкцию с аэродинамическими обводами, способную при погружении уходить глубоко в корпус — очевидно, ради скорости.

Найлз обратил внимание на два больших неровных треугольника, смахивающих на плавники, — могучие носовые горизонтальные рули, вспарывающие воду у самой поверхности, — а затем, наконец, и на два возносящихся ввысь угловатых хвостовых руля стофутовой длины и пятидесятифутовой высоты, вздымающихся из моря, будто спинные плавники чудовищной акулы. Затаив дыхание, они смотрели, как нос судна раскрылся, явив взору другой, стеклянный, спрятанный за убирающейся броней и покрывающий никак не менее десятка палуб передней части судна. Гигантская подлодка продолжала движение по поверхности, оставляя за кормовым движителем едва заметный след. Чайки, опомнившись от шока при ее появлении, закружили вокруг небоскреба боевой рубки, из-за размеров спутав ее с сушей.

— От имени моего капитана милости прошу на борт «Левиафана».

Обернувшись, Ли поглядел на чужака, следившего за ними напряженным взором. И припомнил строфу времен Гражданской войны, выученную наизусть еще в колледже и оказавшуюся очень уместной теперь, когда тот огласил название исполинского судна: «Есмь поглощен водой, обремененной солью, и обречен зреть форму и темные намеренья врага моего, погубителя человечества, и аз поверженный низлег с душой, исполненной водою, а там, под волнами, с грацией чудовищной скользит „Левиафан“ — Морей сих Бог и Повелитель Мира».