Лгунья

Это выглядело так, словно он нечаянно нажал на какую-то волшебную кнопку, и вместо прежней Нелли возникла другая, лишенная любви. Нелли без любви… вот она, лежит рядом с ним, — почти неживая форма, погруженная в сумрак вечности; ее тело не откликается на его ласки, хотя и принимает их. Он ощущал, как она отдаляется — почти незаметно, потихоньку, будто ее уносит прочь медленный отлив. И Реджинальд вдруг почувствовал себя таким одиноким и неприкаянным, что даже вздрогнул от тоскливого страха; вид Нелли, какою она была до встречи с ним, какою будет после него, заставил его окончательно сбросить с себя привычные, уютные покровы любви, с которыми он не расставался вот уже четыре месяца. В одно мгновение эта любовь, услада его души, вырвалась наружу, и теперь, чудилось ему, печально и жалостливо, с любопытством посторонней, глядит на них из угла спальни, словно пытаясь понять, какой паре влюбленных так верно служила до сих пор.

И вдруг Реджинальд почувствовал, что Нелли уже не спит. Она вернула долг за ту часть ночи, когда маленькой девочкой прислушивалась к ссоре соседей (соседи всегда ссорятся по ночам!) или за ту, когда умер ее отец, — с этими долгами она отныне рассчиталась целиком и полностью. Сомнений не было: дыхание перестало выполнять свою очистительную роль. Реджинальд понял, что на смену забытью, крепкому сну с чуть заметными непроизвольными подрагиваниями пришла ясная мысль, и теперь молчание тела выглядело умышленным. Так протекли пять минут и каждая из них непреложно свидетельствовала: Нелли больше не спит. Но тогда почему же она упорно не двигается, не возвращается, с первым проблеском сознания, к любви, как это сделал бы Реджинальд; почему лежит рядом с ним, не помышляя о поцелуях? Этого он постичь не мог. По пробуждении Нелли всегда, даже лежа в его объятиях, судорожно хваталась за него, приникала всем телом, всем своим существом и сквозь отступающий сон впивала в себя счастливую страсть, которая, однако, сопутствовала ей и в самом глубоком забытьи. Сегодня же — ничего! Странно: Реджинальду вдруг почему-то вспомнилась виденная им на Востоке девушка, которую насильники бросили голой на обочине дороги; в своем гневном возмущении против жестокой судьбы несчастная даже перед своими спасителями упрямо лежала обнаженной, не желая прикрывать тело одеждой. Вот и здесь казалось, будто любовь, покинувшая Нелли ради какой-то неведомой передышки, теперь вернулась и отыскивает вход, пытаясь вновь завладеть ею, но тщетно: и душа и тело наглухо закрыты.

Нелли и в самом деле проснулась. Ей-то была понятна природа этого внезапного сна. Он скорее походил на обморок, какой следует за ударом дубинкой по голове. Таким ударом явилось случайно брошенное Реджинальдом слово. Она все еще ощущала тупую боль, причиненную им, а с пробуждением ее ждала ужасная истина: однажды Реджинальд и вправду все узнает. И она не решалась повернуться к нему, тянула время перед тем, как встретиться глазами с этим новым Реджинальдом, лежащим у нее за спиною, который уже не был тем вечным возлюбленным, с кем ее навсегда связала судьба, а стал временным любовником — на месяцы, на недели, может быть, на считанные дни. Лечь в постель с мужчиной, который для вас все, вся ваша жизнь до могилы, а проснуться рядом с первым встречным — вот поистине грустное событие, и Нелли оказалась его жертвой. Счастье осталось позади; оно еще билось в ее спину, точно вода о плотину, Реджинальд еще купался в нем. Но одно ее движение — и он стряхнет с себя последние капли этой божественной влаги. Отныне их любовь станет хрупким, неверным достоянием, беззащитным перед любой угрозой. Ежедневные двухчасовые встречи, украшавшие повседневную убогую жизнь Нелли цветами вечного, надежного, постоянного существования, превратятся теперь в обычные часы, разделенные на минуты обычного бытия, на отблески прошлого, на страхи и неуверенность будущего. Она уже высчитывала последние истекающие секунды былого счастья. До сих пор они узнавали время по солнцу; отныне им понадобятся стенные или наручные часы, а, может, даже и будильник — неизбежный спутник потерпевшей фиаско любви.