Лгунья

Я снимаю платье с плечиков, и мое сердце колотится чаще, поскольку я надеюсь, что все это сойдет мне с рук. Но когда я снова поднимаю взгляд, то замечаю пятно чуть выше лифчика. Какая-то странная отметина, вроде корки на ране. Ханна перехватывает мой взгляд в зеркале и поспешно поднимает халат.

– Закройте глаза!

Я послушно закрываю глаза, успев, однако, заметить, как у нее порозовели щеки.

«Это еще что такое? – гадаю я. – Что еще она замыслила?» И тут слышу, как Ханна ругается вполголоса.

– Что случилось? – спрашиваю я, по-прежнему с закрытыми глазами, хотя прекрасно знаю, что именно случилось.

– Не налезает. Вы мне не поможете?

Я открываю глаза и понимаю, что перестаралась. Смотрю на Ханну сзади. Платье собралось в складки у нее на бедрах, и даже с расстегнутой молнией оно, похоже, вот-вот порвется. И все же… очень трудно не рассмеяться.

– По-моему, оно вам мало.

Ханна снова ругается и начинает дергать за рукава. Я прошу ее стоять смирно, задираю платье и снимаю его через голову. Новая прическа застревает в нем, так что поход в парикмахерскую был пустой тратой времени.

Я говорю Ханне, чтобы она успокоилась, и пытаюсь освободить ее волосы. Наконец мне удается снять платье. Ханна поспешно хватает шелковый халат и набрасывает его на плечи.

– Пожалуй, я скажу Эрин, что заболела. У меня грипп толстяков.

Я ничего не говорю. Пытаюсь представить, как эта сцена будет описана в ее дневнике. «Луиза обозвала меня жирной и оттаскала за волосы».

Но тут меня осеняет идея. Я могу снова спасти Ханну. Точно так же, как это было с Дианой. Я могу сделать себя незаменимой. Всякий раз, когда возникнет какая-нибудь проблема, я буду рядом, готовая все исправить, как Мэри Поппинс. И добьюсь того, что рано или поздно Ханна выложит мне всю правду. Я заставлю ее доверять мне. Выясню, что за хренотень она задумала.

– Я вам вот что скажу: дайте я быстро взгляну и посмотрю, что можно сделать, хорошо? Я вернусь через секунду. – Ханна бессильно трясет головой и едва не плачет.

Распороть шов гораздо проще, чем прошить. Даже маленькие дырочки в кружевах не бросаются в глаза, потому что – ну, это же кружева.

– Давайте попробуем еще раз, – говорю я, размахивая платьем.

– Так быстро!.. Что вы сделали?

– Сейчас увидите.

Я хочу надеть Ханне платье через голову, но она снова повторяет весь этот ритуал «закройте глаза», словно мы обе не женщины и во мне по сравнению с нею нет лишних двадцати фунтов. Ладно, уважу ее. Хотя мне очень хотелось бы еще раз взглянуть на эту загадочную отметину.

– О господи…

Я открываю глаза. Платье сидит идеально. Застегиваю молнию и восхищаюсь своей работой. Точнее, переделкой своей работы.

Следующие десять минут я только и слышу восторженное: «Что вы сделали? Вы гений! Но как?»

Я спрашиваю, подгоняла ли она платье по фигуре после того, как купила.

– Ну да… Но только стежок тут, стежок там, ничего серьезного.

Я воздеваю руки.

– Ну вот! В следующий раз обратитесь в ателье Марко. Может быть, не такое громкое имя, но работа безукоризненная.

Разумеется, никакого ателье Марко нет и в помине.

Ханна обнимает меня. Мне неловко и неприятно. Я стою, опустив руки, до тех пор, пока это не заканчивается. А потом она говорит:

– Подождите, чуть не забыла, вот… – Она выдвигает ящик и достает конверт. – Ваша зарплата. Наличными. Как вы и просили. Я кое-что добавила.

Ханна вкладывает конверт мне в руку. Прикидываю, стоит ли пересчитать ли деньги прямо сейчас, но тут раздается звонок в дверь.

* * *

Наверное, за всеми этими хлопотами с платьем мои мысли где-то в другом месте, потому что, когда приходит Эрин, я ее не разглядываю. Конечно, я на нее смотрю, как можно на нее не смотреть? У нее длинные загорелые ноги фотомодели и соответствующее лицо. Просто я ее не разглядываю.

Я подаю им шампанское на террасу и даже тогда не замечаю, как Эрин на меня смотрит. Я предполагаю, что ей просто любопытно, потому что Дианы нет, а вместо нее я. Слушаю за стеклянными дверями, как Ханна рассказывает про то, что сделала Диана, про дохлую крысу и ночные звонки, и про то, что от Харви нет никакой поддержки. Затем Эрин спрашивает про меня, и Ханна восторженно выпаливает, какая я замечательная, и как хорошо я шью, и что я несравненный повар, и Мия меня обожает, и так далее и в том же духе. Эрин отпускает шутку насчет того, что уведет меня у нее, а Ханна отвечает, что не допустит этого; «если хочешь, можешь забирать себе моего мужа, но руки прочь от моей домработницы». Не знаю почему, но это меня злит. Я хочу сказать им, что они лицемерки, но наверняка считают себя прогрессивными, голосуют за либералов и подписываются под всеми воззваниями о здравоохранении и условиях труда. Но внутри заперты в своих башнях из слоновой кости[19] и шутят о том, можно ли стащить горничную у лучшей подруги, делано возмущаясь: «Только не мою горничную! Лучше забирай моего мужа!» Но затем вспоминаю, что я не горничная и не домработница, а просто притворяюсь. Я не знаю, что со мной.