Лгунья

– Правда. Ей очень нравилось играть в эту игру, вот только я не знала правила. Насколько я могла судить, все было так: я перекладываю что-нибудь, Диана возвращает все на место. Понимаю, кухня была ее вотчиной, но я тоже здесь живу. Мне просто нравилось стоять здесь по утрам и пить кофе, поэтому я поставила чашки и кофеварку рядом. Только и всего. Как-то утром Диана вошла на кухню, поздоровалась со мной, и я спросила у нее, зачем она переложила специи и переставила кофеварку. И знаешь, что она ответила?

Я качаю головой.

– Что она ответила?

– Она напялила свой дурацкий фартук и сказала: «Миссис Картер любила, чтобы было так: специи тут, а чашки там». Естественно, она имела в виду Серену.

Я фыркаю, но поскольку у меня набит рот, одна оливка вылетает на стол. Я поспешно хватаю ее и выбрасываю в раковину.

– «Это я миссис Картер», – сказала я Диане.

– И что она ответила?

– Извинилась. – Ханна подражает гнусавому голосу Дианы: – «Извините, миссис Картер, я имела в виду первую миссис Картер». Ту, которая была здесь по праву, в этом красивом доме, которая по утрам пила кофе из изящных фарфоровых чашек, как Харви. Которая выглядела так, будто сошла с обложки журнала «Вог», а не… ну, не меня. Я здесь выгляжу чужой? Не отвечай. Я над этим работаю. И самое смешное то, что я так усердно старалась поладить с Дианой. Я даже просила ее, в самом начале, называть меня по имени. «Зовите меня Ханной», – сказала я еще тогда, когда думала, что мы с ней поладим. Однажды я помогла ей загрузить посуду в посудомоечную машину, а она пожаловалась Харви, что мне не подобает так себя вести и я ее смутила.

– Если вам так будет легче, можете выполнять мою работу, – говорю я.

Ханна улыбается.

– Так что, как ты можешь догадаться, Диана никогда не называла меня по имени. Вместо этого она пользовалась любым удобным случаем показать мою неполноценность. Как-то раз она сказала, что прочитала в журнале статью про то, что дети, вскормленные грудью, лучше усваивают математику. Не хочу ли я ее посмотреть? Хотя ей было прекрасно известно, что я с радостью кормила бы грудью. Но я не могу. Приходится полагаться на молочные смеси. Ты сама знаешь.

– Да, очень некрасиво, – говорю я, однако Диана начинает нравиться мне все больше и больше. Определенно, я ее недооценила.

– Да, некрасиво. И это говорила женщина, у которой, насколько мне известно, своих детей нет… В другой раз я поставила в прихожей подсолнечники, а Диана подошла ко мне и сказала: «Первая миссис Картер всегда ставила на этом столике белые розы. Я полагала, вам будет интересно это знать».

– Вы серьезно? Опять первая миссис Картер?

– Да! Я рассказала Диане, что до того, как попасть сюда, работала в цветочном магазине, и она сказала: «Неужели? Ужасно интересно!» – таким тоном, словно ее нисколько это не интересовало.

Конечно же, я не могу осуждать Диану за такое, однако издаю все подобающие звуки: будто я вне себя от гнева.

– Но по тому, как посмотрела на меня Диана после этого признания, – продолжает Ханна, – я поняла, что опростоволосилась. Скатилась на несколько ступеней по ее шкале уважения. Теперь я стала для нее торговкой, а не женой человека из высших слоев общества. Пусть я поймала крупную рыбину и своим замужеством поднялась по социальной лестнице, но только свидетельство о разводе отделяло меня от того, чтобы снова зазывать покупателей на рынке.

– А вам доводилось это делать? Зазывать покупателей на рынке?

– Нет. Это образное выражение. Но в тот день, когда Диана снова переставила все вещи, я захотела взять свою любимую кружку…

– Ту знаменитую кружку из Канады?

– Совершенно верно. На ней было изображение кленового листа, очень классное, и надпись: «Я люблю Канаду и твою попку» по всей кружке. Глупость, конечно, но мне подарила ее на прощание моя подруга Люси. И вот я стою, ищу кружку и спрашиваю у Дианы: «Ты не знаешь, где она?» А она отвечает, что не знает. Понятия не имеет. Я искала кружку везде. Во всех шкафах, повсюду. Я заводилась все больше и больше, а Диана снисходительно наблюдала за мной. Я начала выходить из себя. И наконец нашла кружку. Знаешь, где?

– Где?

– В мусорном ведре. Разбитую.

– Правда?

– Диана сказала, что ничего не знает. Я ей не поверила. Сказала, что это конец. Ей лучше уйти. Мы с ней не подходим друг другу. Я даже предложила: «Может быть, вам следует поговорить с Сереной, вдруг у нее окажется для вас место? Там вам будет гораздо лучше».

– Я полагала, Серена теперь живет в Лондоне, – говорю я так, словно речь идет о какой-то ерунде.

Ханна неожиданно заливается краской.

– Да, в Лондоне. Я имела в виду совсем другое. Просто мне надоело слушать про эту долбаную Серену. Даже Харви… – Она резко осекается.

– Что Харви? – спрашиваю я. Даже Харви по-прежнему обожает Серену? Как и его мать? И его домработница?

Ханна пожимает плечами.

– Когда я переехала сюда, здесь оставалось полно вещей, которые она не удосужилась забрать.

– Каких, например?