Лгунья

Голос звучит у меня за спиной – не слишком близко, шагах в пятидесяти. Это Эйприл. Я натянуто улыбаюсь Ханне и ускоряю шаг. Но Ханна катит коляску, сегодня теплый солнечный день начала осени, нам так хорошо, и она никуда не торопится, поэтому мне приходится сбавить скорость.

– Клэр!

«Убирайся прочь, Эйприл!» Но она ведь никуда не уйдет, правда? Потому что это Эйприл, и она не из тех, кто поднимает руки. Меня прошибает пот. Я бормочу какую-то ерунду о деревьях, о скрипе колеса коляски и о том, как я его смажу, когда мы вернемся домой. И тут я снова слышу:

– Клэр!

На этот раз настойчивее, и мне приходится приложить все свои силы, чтобы не обернуться и не заорать: «Уходи прочь!»

Разумеется, Ханна оглянулась; теперь она хмуро смотрит на меня, и я не понимаю, то ли это потому, что я веду себя странно, то ли потому, что она поняла, что Эйприл окликает меня – хотя она, конечно, не знает, что это Эйприл, – и я вижу, что она озадачена тем, что я делаю вид, будто ничего не происходит. Мы подходим к перекрестку через Восточную Шестьдесят третью улицу, и тут на переходе загорается красный свет, но не может быть и речи о том, чтобы я остановилась здесь. Я хватаю Ханну за локоть и иду вперед, и машинам загорается зеленый свет, когда мы дошли только до середины. Такси сердито сигналит нам. Вид у нас не очень хороший, особенно если учесть, что мы катим коляску с четырехмесячным младенцем. К тому времени как мы доходим до тротуара, мимо нас уже проносятся машины, и какая-то женщина неодобрительно цыкает.

– Господи, Луиза, к чему такая спешка? – спрашивает Ханна.

Я пытаюсь улыбнуться.

– Извините, привычка. Я всегда тороплюсь.

Но мы уже подошли к дому, Ханна возится с коляской. Я быстро расстегиваю ремень и беру Мию на руки.

– Я сама ее возьму, – говорит Ханна, протягивая руки.

Я не могу поверить в то, что мы заходим в дом так долго. Одним движением складываю коляску и оглядываюсь. Эйприл нигде нет, и я, закрыв за нами дверь, облегченно прислоняюсь к ней.

В конце концов мы не готовим пюре из брокколи и моркови и не кладем его в ложки, чтобы оценить предпочтения Мии по какой-то дурацкой системе баллов. Ханна приходит к выводу, что устала, и поднимается к себе прилечь. Я убираю продукты в холодильник, затем передумываю и отвариваю морковь.

Когда вечером Харви возвращается домой, я сообщаю ему о том, что приготовила для Мии овощное пюре и собираюсь покормить ее им завтра.

– Замечательно, – рассеянно бросает он.

– Вы ведь хотели именно этого, мистер Картер, разве не так? Чтобы давать малышке прикорм?

Харви смотрит на меня, словно я говорю с ним на суахили. Он понятия не имеет, что я имела в виду.

Глава 25

Я похожа на наркоманку. Могу думать только о том, чтобы снова вернуться к дневнику. Дождавшись, когда Ханна и Харви сядут ужинать, спешу в гардероб за очередной дозой. Как только я открываю тетрадь, то вижу в ней новую запись, уже с датой. Она сделана вчера. Начинается все с обычного: «Я устала, я больше не могу это вынести, не знаю, что со мной… бла-бла-бла», но затем Ханна пишет: