Лягушки

Но Ковригину показалось, что она и не шутит.

– Мы с Парашей ярусами ниже! – сообщила Ярославцева.

Теперь, пусть и ненадолго, Ковригину удалось рассмотреть Ярославцеву. Рослая, как и Хмелёва, такие нынче детки пошли. Раньше рослых актрис судьба выталкивала в дикторши. Но в отличие от Хмелёвой – широкая в кости. Смешливая, крепкая. Кровь с молоком. С умными карими глазами. И вовсе не из простушек. Не из субреток. И скорее создана не для комедий (хотя и в них может быть хороша), а для драм. Холодцов, хоть и прохиндей, но с цепким глазом. Возможно, именно такой и представлял царевну Софью Суриков. За такой стрельцы пошли бы…

– У вас наверняка была пышная коса… – произнёс вдруг Ковригин.

– Точно! – рассмеялась Ярославцева. – Толстая, как канат. Из-за вашей «Маринкиной башни» пошла в реквизит на службу стилистам. Не жалею…

– Какой ты у нас любезный дамам, Ковригин! – заявил Пантюхов. – Жаль, что я не научился писать сонеты. Хотя о чём жалеть-то! Тебе отвели койку в Бабской башне! Значит, ты безопасный. Значит, ты не способен нарушить чьи-либо эротические интересы. Небось и справки навели. И тебе можно доверять, как евнуху. А такого удальца и охальника, как я, пожелали укротить и упрятать подальше от милых дам.

Знаток символов в архитектуре расхохотался зловеще, и тотчас же электрический свет в Рыцарском зале погас.

Милые дамы и Сутырин попытались удальца и охальника укорять, но тут же и замолчали. Вдруг темнота была вызвана вовсе не режиссёрским сценарием, а мрачной энергетикой здешних стен, шутками духов и привидений. Страшно стало…

– Сейчас нам всем и выдадут Аленькие цветки, – прошептал Пантюхов, и не было в его голосе радости.

А Ковригина кто-то поцеловал в губы. Не чмокнул, а поцеловал. То есть поцеловала.

Ковригин растерялся. Пытался вспомнить запах женщины, ему, несомненно, знакомый. Но, пока вспоминал, пламя факелов осветило Рыцарский зал.

Факелов было не меньше пятидесяти. Своды зала подчинились колебаниям огней ручных и настенных светильников. Факелы крепились в кольцах, вбитых в камни стен, держались в пазах металлических доспехов, вздымали их и руки необученных пока Ланцелотов и шотладских стрелков. Из тьмы, из камней выступила юная дева, облачённая в костюм оруженосца: чёрный пурпуэн, стеганый ватник, надеваемый под латы, длинные шоссы – облегающие ноги штаны-чулки, чёрно-серый шерстяной капюшон с «хвостом» (описание костюма Ковригин позже выудил из всё того же презента ресторана «Лягушки» с рассказом об упоительной жизни в замках Луары). От героической Жанны Д`Арк явившаяся дева с жезлом в руке отличалась причёской и цветом волос. У Орлеанской девственницы чёрные волосы были пострижены в кружок. У Журинской девы светло-русые с рыжими прядями локоны спадали на плечи. И хотя она была вооружена кинжалом, больше походила на церемонийместера, готового объявить о переменах в ночном действе.

Гостей призывали в парадный двор замка к площади у подъёмного моста.

Естественно, оруженосцем-церемонийместером была Хмелёва.

Значит, во тьме вовсе не Хмелёва целовала Ковригина в губы.

Хотя мало ли что могло происходить в замке с привидениями.

И ещё одно соображение посетило Ковригина.

Марина Мнишек! Жанна Д` Арк. Кто следующая?

И ещё. На самом ли деле Хмелёва дерзила, отказываясь надевать платье британской принцессы, или же способствовала чьему-то простодушному либо, напротив, изощрённому развлечению?

Впрочем, ему-то, Ковригину, какое до всего до этого было дело?

Фейерверк его отчасти разочаровал. Впрочем, при нынешних-то регулярных чудесах на артиллерийских складах в Малороссии громыхания и видения в небесах мало кого могли удивить. Да и простое дружелюбное кормление лицедеев и лиц, к их трудам и грехам причастных, не стоило канонад и пожаров. Ко всему прочему китайские приротехнические ширпотребы избаловали публику, в Москве теперь за каждым забором и по поводу прибавления в кроличьих семействах что-то шипит, свистит и разлетается под детские восторги в цветные клочья над берёзами, после чего эффекты, некогда заставлявшие ахать и вытягивать шеи, кажутся лишь непременной добавкой к шашлыкам и барбекю из кур.

Словом, постояли на гранитных плитах, задрав головы, попытались разгадать суть иных узоров, вензелей (наверняка связанных с эмблематикой рода Турищевых), фигур, возникавших в небе и тут же опадавших звёздной пылью, и чуть ли не принялись зевать. Ковригину якобы увиделись в небе водяные потоки и в них – тритоны, нимфы, возможно, земноводные, лягушки в их числе, прочие существа из мифологических построений графа Турищева. Но подумал об этом как-то вяло, будто задрёмывая, зрелище показалось ему манерно-старомодным, и смыслы или подсказки выискивать в нём, на его взгляд, было бы делом излишним.

Впрочем, фиолетовый туман, окутавший замок, несколько встревожил его. Отчего он фиолетовый? И ведь кто-то предупреждал его именно о фиолетовом тумане от Реки. Вера. Вера Алексеевна Антонова. Опекунша шальной девицы Хмелёвой. Она и предупреждала.