Ковригин быстро поднялся и в комнате-террасе отыскал один из вахтенных журналов с выписками из книг и сведениями о курьёзах. Этот – с буквами «И-П». Был намерен оставить там слова о лягушках из Моравии. Удивился. Что же он раньше-то не заглядывал на страницы с лягушками? А ведь, оказывается, он и прежде, лет десять назад и позже, проявлял интерес к земноводным и их странностям. Вот что он прочитал. «На Сахалине землетрясением уничтожен посёлок Нефтегорск (четыре тысячи жителей). Позже выяснилось, что первыми, не дожидаясь земных сдвигов и трясок, исчезли из посёлка вороны. А за ними – и ускакали в неизвестных направлениях городские, из луж и прудов, лягушки…» Вот тебе и длинной вереницей… Следом в вахтенном журнале шла выписка из второго тома «Мифов стран и народов мира». «Порой в античной мифологии лягушки выступали помощниками главных героев тех или иных сюжетов…» Ага. В «Лягушках» Аристофана их хор присутствует при переправе Дионисия в царство Харона. Но там они никакие не помощники, скорее – насмешники, отчасти высокомерные и суетливые. Далее, из второго же тома «Мифов». «Для одного из индейских племен Центральной Америки доколумбовой поры лягушка олицетворяла Матерьземлю». Не эту ли лягушку злодейского вида Ковригин наблюдал под аркадами во дворе Журинского замка?
Да хоть бы и эту!
К чему ему теперь лягушки, тритоны и прочие земноводные?
Не пожелал ли кто-то отвлечь его от захватывающей натуру затеи? Не исключено…
Выписки о лягушках несомненно были произведены его рукой. А он о них забыл. В последний раз Ковригин заглядывал в журналы в поисках сведений-капелек о царевне Софье Андреевне. По поводу лягушек у него возникали недоумения, но открыть страницы буквы «Л» острого желания он тогда не испытал. А теперь, оставив пиво и почти очищенную воблу, принялся изучать пожелтевшие страницы. Именно брошенные пиво и вобла и были безоговорочным доказательством того, что его подняла на ноги неведомая и чужая сила и погнала к лягушкам. И наверняка чужая сила эта воздействовала на него с экрана телевизора. Сначала угостив его талисманом водных дорожек, а потом и чудесным явлением в Чешской Моравии. «Хотя… хотя… – завертелось в голове Ковригина, – хотя в информации о погоде упоминались и воздушные корабли…»
38
Так или иначе строчки в вахтенном «маячном» журнале, как и нынешняя событийная ТВ-информация, подействовали на него. Они сбивали его в смысловое пике, гнали вниз к мелким водоёмам и лужам, к совершенно ненужным ему сейчас лягушкам.
Надо было угомониться, утолить свои раздрызги напитками, заполнившими его стол, и не дать протухнуть-прокиснуть яствам, а память о происхождении их, вернее о поводе закупок их, истребить. Выспаться и утром усесться за письменный стол.
Утром лягушки упрыгали из его мыслей.
В них остались воздушные корабли, дирижабли и фантазии Циолковского.
Впрочем, в уголке его соображений, но в удалении от воздушных кораблей, притихнув на время, продолжала проживать царевна Софья Алексеевна, меленькая, как горошина чечевицы.
Естественно, она была не одна, а перешёптывалась с Натали Свиридовой.
«Ну, бабы! – сердился Ковригин. И обещал: – Усажу-ка я их на воздушный корабль!»
На самом деле выходило, что своим намерением, впрочем, вслух не высказанным, Ковригин не прочь был бы отделаться от всех лягушек или отправить их на корабле Циолковского осваивать пригодную для жилья планету. Следующим кораблём должны быть свезены на ту же планету и бабы, в их числе актрисы и ипподромные дизайнерши.
Относительно свежий Ковригин отправился к колышкам. Приговорённые к убиению яблони, среди них и любимая Ковригиным грушёвка, стояли будто напуганные, а листья их в безветрии утра нервно вздрагивали. Яблони явно не узнали Ковригина или причислили его к компании варваров, пожелавших сад извести. Ковригин нагнулся, протянув руку к колышку, но увидел рядом с ним под натянутой верёвкой лягушонка, сантиметра два в длину, руку отдёрнул и выпрямился.
«Откуда здесь лягушонок? – удивился Ковригин. – Если все они упрыгали?»
Знак, что ли, ему упреждающий был подан, но только вытаскивать из земли колышки с верёвками Ковригин раздумал. Естественно, не из-за лягушонка. И не из-за того, что действо с колышками можно было бы приравнять к гротесковой глупости – чуть ли не ко взятию вражьей крепости. В осаде крепости и вовсе нужды не было. Просто Ковригин понимал, что, если бы он и впрямь повыдёргивал колышки с верёвками, в нём тут же бы зашевелились колебания и рефлексии, а они надолго бы отвлекли его от воздушных кораблей и спасения журнала «Под руку с Клио».
По той же причине Ковригин отменил раскопки на чердаке. А в дороге из Москвы на дачу был уверен, что сразу же бросится на чердак, там будет разыскивать пока ещё не найденные тетради отца с планами Журинского замка. Помнил, помнил прекрасно, отец показывал им с Тонькой, придумав игру с пиратскими кладами, рисунки подземных и внутристенных ходов в Журине. И вот не полез на чердак…