Лягушки

Она разревелась, разжалобив Ковригина, но при этом не показалась ему несчастной или измождённой тяготами сидения в камнях.

– Анатолий, – распорядился Ковригин, – займитесь девушкой и успокойте её. А нам с Питсбургом надо искать входы в дворцовые помещения. Готовы, Питсбург?

– Готов, – хмуро сказал Питсбург.

– Я понимаю, Питсбург, – сказал Ковригин. – Вас остановила интуиция… В лучшем случае – добытчика, художника-медвежатника… По обыденным же понятиям – грабителя. Вполне возможно, в том лабиринте что-то есть… Сундуки, скажем, с пиастрами… Мы находили там, то есть один из нас находил там, скелеты… Так или иначе я должен доложить Острецову о ваших предположениях…

– Докладывай, – решительно заявил Питсбург. – Это уже ничего не изменит…

– Сейчас надо выискивать поворотные камни, чтобы не колотить в стены на манер Древесновой.

– Древесновой? – насторожился Питсбург. – Не той ли, на которую поставили?

– Не знаю, кто на кого и зачем ставил, – сказал Ковригин. – А только девушка эта, в слезах, – Древеснова.

– А не ты ли на неё и ставил?

– Меня уверяют, что я на кого-то поставил, – сказал Ковригин.

– Тогда другое дело! – быстро произнёс Питсбург, а в глазах его был испуг. – Тогда надо отсюда убираться. Кабы мне объявили заранее, я бы на эту мудню и за миллион не подписался. Быстро пошли отыскивать ходы.

И ведь отыскали.

Обидным и несомненно подозрительным показалось Ковригину то обстоятельство, что поворотный камень, размером с ластик третьеклассника, освободил проём в комнату, расположенную на первом этаже северо-восточной, с колпаком, башни замка. Именно в этой башне после приёма в Рыцарском зале были определены на ночлег и сам он, Ковригин, и Хмелёва (над ним), и Натали Свиридова, и театральные люди, среди них – Ярославцева и Древеснова (на первом этаже). В комнате одной из них Ковригин с Питсбургом теперь и оказались.

– Вот вам и пленница, Мстислав Федорович, – минут через десять в штабе поиска Ковригин представил Острецову осевшую тут же на пол и прижавшуюся к стене Древеснову. – Жива и на вид не голодная.

– Древеснова! – воскликнул Острецов чуть ли не в ужасе. – Эта как сюда попала?

Древеснова, плечами, спиной, готова была вмяться в камни, слов не произносила, мычала, мотала головой.

– А где Хмелёва? – кричал Острецов.

Мычание – в ответ.

– Прасковья! Будь благоразумна! Говори, где Хмелёва?

Опять мычание. И дрожь пленницы. Чуть ли не спазмы…

– Мстислав Фёдорович, – осторожно сказал Ковригин. – Разумных слов мы от неё сейчас не услышим. Самоё время показать её врачам. Понятно, каким…

– Вы правы, – сказал Острецов, остывая. – Афанасий! Если надо, отправляйте её в Синежтур.

– Я пойду, – робко заявил Питсбург. – Где тут моя хата? Буду ждать полного расчёта…

– Афанасий распорядится, – сказал Острецов. – И отправит куда положено… И вам, Александр Андреевич, будет выплачен посильный гонорар. Или вывод, как говорили во времена Великой Екатерины…

– Ни о каких гонорарах уговора не было, – решительно произнёс Ковригин, – и если вы полагаете, что я согласился участвовать в поисках Хмелёвой ради денег, вы не угадали сущность моей натуры.

Скверно вышло, пафосно, высокомерно даже, но не было в произнесённых Ковригиным словах вранья.

– Ну да, вы ведь совершали рыцарское деяние, – сказал Острецов и будто бы усмехнулся.

– Мстислав Фёдорович, – сказал Ковригин. – Отправьте меня в «Слоистый малахит». Мне нужно отоспаться. Или хотя бы отлежаться. Нелегко оказываться в чужих душах и историях. Отлежусь, схожу в музей, к подносам, и отправлюсь в Москву. В моём пребывании в Синежтуре и в Журине нет нужды.

– Как скажете, – кивнул Острецов. И тут же будто бы оценил свои слова секундной давности: – Извините, Александр Андреевич, был некорректен, я и сам прилагал старания именно ради спасения Хмелёвой. Откуда здесь образовалась Древеснова – пока понятия нет. Но разберёмся. Думаю, что нам с вами удастся ещё переговорить. Надеюсь на это.

По тротуару перед «Слоистым малахитом» куда-то волоклась публика. Ясно, что не в осиротевший театр. Или Хмелёва вернулась? Но если бы вернулась, хотя бы и только что, Антонова и Ангелина узнали бы сразу. И вдруг в толкотне возле входа в гостиницу Ковригин заметил родственничка своего, Прохорова, архитектора, прогуливающегося с дарлинг Ирэн. «Привиделось», – посчитал Ковригин. Впрочем, не исключалось, что доводка изделия оригинальных форм происходила именно в Синежтуре, известном своими мастерами и художниками, и Прохоров с сотрудниками был призван сюда, имея возможность привидеться Ковригину. Впечатлений сегодняшнего дня ему хватало, а потому Ковригин не стал разбираться, привиделось или не привиделось, а поспешил к себе в номер, постояв в секундных колебаниях перед дверьми ресторана. Вспомнилась тут же компания звезд театра и кино во главе с Натали Свиридовой, и аппетит Ковригина тут же сменился изжогой.