Лягушки

– Это не мой успех. Это других успех, – сказал Ковригин. – А в «Лягушках» я тихо посижу в раздумьях и отойду от сегодняшней неожиданности.

– Сейчас же будет фуршет, – объявила Долли. – Обсуждение и фуршет.

– Меня не приглашали. И по справедливости, – сказал Ковригин. – Я здесь никто. Я здесь случайное совпадение.

– Я вас приглашаю, – сказала Вера. – Имею некоторое отношение к спектаклю…

– Не галдите! Повремените! – недовольно воскликнул Белозёров. – Будут вам фуршеты, будут вам лангеты! А пока не мешайте Александру Андреевичу исполнить его намерение!

– Какое такое намерение? – удивился Ковригин.

– Ну, как же, Александр Андреевич! Экий вы легкомысленный! – покачал головой Белозёров. – У вас жетон в кармане оплаченный. Вы собирались ставки делать.

– Ах, ну да… – вспомнил Ковригин. Вот что он запамятовал-то про Древеснову. Ставки какие-то… Сказал: – Но ко мне, было обещано, должны подойти сведущие люди…

– Считайте, что я один из сведущих людей, – сказал Белозёров. – А времени в обрез. Уже и японцы, и китайцы, и нефтяные шейхи сделали ставки. А вы всё в мечтаниях. Сейчас я вас отведу. А дамы наши шаловливые потерпят.

Но не суждено было Николаю Макаровичу отвести Ковригина к месту применения оплаченных жетонов. Налетели на их компанию два озабоченных мужика из племени средних администраторов. Пропали, пропали, выкрикивали они в отчаянии, утром ещё в театре были, а перед спектаклем исчезли. Директор взбешён, режиссёр взбешён, спонсор мрачно молчит, но всем известно, что значит его молчание. «Все пропали?» – спросил Белозёров. Все! Все медные духовые инструменты. Деревянные духовые остались, а медные пропали! И трубы, и тромбоны, и горны, и саксофоны. Все! «Вот отчего не случилось сверкания меди!» – сообразил Ковригин… А администраторы обсуждали нервно, кто их спрятал или унес? И где их теперь искать?

– Ищите на пунктах приёма цветных металлов, – сказал Ковригин.

– Вы что-то знаете? – залпом спросили озабоченные.

– Я знаю обстоятельства московской жизни, – сказал Ковригин, – чем в Синежтуре она хуже? Или лучше? Он чуть было не высказался по поводу дежурного пожарного Вылегжанина, но удержался (вздорная догадка!), никаких оснований подозревать в чем-либо Вылегжанина у него не было. Да и ведь явно гордился пожарник сверканием меди в спектакле «Польское мясо». И какой резон был ему оставлять город без сверкания, тем более в день просмотра достижений театра уполномоченными комиссиями?

– Вот что, девушки! – распорядился Белозёров. – Быстро, бегом, отведите Александра Андреевича куда следует. Сами там особо не светитесь. А мне придётся разбираться с пропажей.

И повели Ковригина куда следует. Недалеко повели. До гардероба. Там сдали его людям более сведущим. Те препроводили Ковригина в помещение за вешалками. Выходило, что Ковригин оказался одним из последних (возможно, и последним), кто не использовал оплаченный жетон. На него поглядывали не то чтобы с неудовольствием, но во всяком случае – с недоумением. Впрочем, недоумение это не было высказано. Ковригин предъявил билет и паспорт, сообщил номер мобильного телефон (того самого, что был упрятан им под камнями на береговом откосе у платформы «Речник») и поинтересовался, где и как следует оставить отпечатки пальцев.

– Они у нас уже имеются, – успокоили Ковригина. – Распишитесь в ведомости. И проходите в ставочный зал. Тайна вашего выбора гарантируется. Камер наблюдения в зале нет.

Дверь к ставкам за Ковригиным замкнули. И любопытствующая муха не имела возможности взглянуть на движения его рук. Никакой это был не зал, а словно бы коридор. Или пенал. С будто бы подсвеченными картинками игровых автоматов. Но подсвечивались лица объектов игры (а может, и не игры?). Свет дергался, пропадал, вспыхивал, в пестроте цветовых пятен Ковригин толком не мог понять, какие лица именно перед ним. Ему стало не по себе. «А пошла бы вся чушь! Не всё ли равно!» – подумал Ковригин, закрыл глаза и пропихнул жетон в одно из нащупанных им отверстий.

– Всё! – объявил он в микрофон бронированной двери. – Ставка сделана!

И был выпущен.

«А теперь в „Лягушки“! – постановил Ковригин. – И немедленно!»

Но был остановлен при выходе из театра деликатной рукой сударыни Веры.

– Александр Андреевич, – сказала Вера, – а я ведь пригласила вас на обсуждение и фуршет…

– Что мне там делать? – грубо сказал Ковригин. И тут же почувствовал, что слова его обидели женщину.

– Просто побыть моим кавалером, – кротко вымолвила Вера.

– Хорошо, – кивнул Ковригин. – Вы, кажется, сказали, что имеете к спектаклю отношение…

– Мои афиши на тумбах…

– Они мне понравились! – искренне заявил Ковригин. – Значит, вы – В. Антонова?

– Да. Антонова Вера Алексеевна. Если вам неловко называть меня Верой. Афиши мои. И два костюма со старых вешалок я перешила. Но это как бы подпольно. Не для афиши. А для приятных мне актрис.

– И этот, Маринин, красного бархата, гусарский? – вопросительно предположил Ковригин.

– С этим-то мне особенно интересно было повозиться, – сказала Антонова.

– Замечательная работа!