Лиарха

— Какого едха?! — интересуюсь, открывая дверь, и осекаюсь, потому что на пороге стоит Кьяна.

Бледная, перепуганная, но главное — одна. Я не общался с друзьями с той злосчастной вечеринки. Не стремился, и они тоже. Это Мэйс тоже испортила, либо испортили мы вместе. Поэтому визит Кьяны неожиданный, и в голову приходит только одна мысль, от которой мне становится нехорошо.

— Что с Харом?

Кьяна стискивает свою сумочку так, словно собирается ее сплющить, но мотает головой.

— С ним все в порядке. Я здесь не из-за этого. Ты видел ток-шоу?

— Ток-шоу? — хмурюсь я. — У меня нет на это времени.

— И даже новости не видел? — выдыхает Кьяна.

— Нет. Я вообще спал… В чем дело? Ты выглядишь так, будто началась война.

— Я даже не представляю, что хуже.

Я знаю. Хуже всего, когда всем вокруг известен какой-то секрет, а я, как маруна, хлопаю глазами. Впрочем, когда я хватаю тапет с барной стойки и открываю новостную ленту, мои брови ползут вверх.

Потому что первый же заголовок просто кричит: «Супруга Диггхарда К’ярда откупилась от любовника!»

Что за едх?!

Пробегаюсь глазами по статье, в которой говорится, что Лоран Мэдгорд рассказал историю моей матери. Точнее, ту часть, в которой он взял деньги и уплыл в закат. Правда, почему-то СМИ выставляли его жертвой произвола въерхов, а не маруной, не пожелавшей бороться за свою любовь. Все журналисты из статьи в статью, из видео в видео, которые мне подбрасывала контекстная реклама, смаковали, какая мать ужасная, что выгнала семью Мэдгорд с насиженного места, насмехались над видимой «безупречностью» К’ярдов.

— Лайтнер?

Я так погрузился в чтение, медленно закипая от гнева и преследуемый единственным желанием найти этого едха и утопить в какой-нибудь луже на Пятнадцатом, что напрочь забыл про Кьяну. Поэтому сейчас, наверное, посмотрел на нее так, будто видел впервые.

— Лайтнер, я сожалею, что так получилось с Вирной.

— С Вирной? При чем здесь Вирна?

Вопрос оказался риторическим, потому что следующими мне попались наши с Мэйс фото в кафе и статья с заголовком: «Отверженная девушка героя».

Камень от скалы недалеко падает. Сначала ньестра К’ярд откупилась от своего возлюбленного, а теперь ее старший сын пошел по материнским стопам. Герой Ландорхорна поиграл простой девочкой Вирной Мэйс и бросил ее ради звезды парфюмерно-косметической компании «Эрры», конечно же, въерхи, Лиран Р’харат.

Не знаю как смех сочетается с желанием убивать, но это были именно те эмоции, которые бились во мне. Но еще больше мне хотелось получить объяснения.

— Кьяна, что это вообще за хидрец? Откуда все это?

— Можно, я пройду? — интересуется девушка, и запоздало уточняет: — Ты один?

— Да, — отвечаю я на все вопросы, хотя в таком состоянии, наверное, согласился бы с чем-угодно.

Я делаю шаг в сторону, пропуская Кьяну, и она проходит в студию, но не снимает пальто, просто замирает посредине комнаты.

— Вся эта буря началась после сегодняшнего дневного шоу. Вирна выступила на нем.

— Мэйс на шоу? Против моей матери?

Теперь я не просто хочу убивать. Я хочу выйти, дойти до конца коридора, дождаться пока она откроет дверь и… я даже представить не могу, что я могу сейчас сделать.

У мамы слабое сердце! Оно может не выдержать всего этого кошмара. Но вряд ли кого-то это интересует. Вряд ли Мэйс это интересует. Она уже не раз доказывала мне, что ей интересна только она сама. Как я мог так в ней ошибаться?

Ярость поднимается откуда-то изнутри, будто отравляет меня.

— Вирна не выступала против твоей матери, Лайтнер.

— Конечно, — цежу я. — Зачем ей это? Наверное, она обвинила во всем меня. Рассказала всем, что я ее бросил? — интересуюсь я, показывая на статью, по-прежнему открытую на тапете. — Просто потрясающе! Она послала меня морем, а виноват я.

В отличие от меня, готового не просто закипеть — взорваться, Кьяна даже не повышает голос.

— Она ничего такого не говорила, Лайтнер. Мне кажется, тебе стоит посмотреть шоу в записи, прежде чем судить.

Я швыряю тапет на диван и направляюсь к барной стойке, которая отделяет от комнаты зону кухни:

— Знаешь, я достаточно насмотрелся. Мне хватит и того, что есть. Хочешь льяри?

— Речь шла про Ромину.

— Д’ерри? — Я оборачиваюсь, чтобы поймать взгляд Кьяны. Она кивает.

— Теперь мне точно нужен льяри. Сейчас сделаю, а ты мне обо всем расскажешь.

Я делаю льярри, запускаю машину, и пока она готовит напиток, достаю из холодильника сэндвичи. Делаю все это на автомате, потому что мысленно я далеко. Мама. Вирна. Ромина. От всего этого голова водоворотом. Точнее, будто меня самого затянуло в этот водоворот, а вот испуг Кьяны, кажется, проходит — она берет себя в руки и устраивается на барном стуле.

— Они обвинили Ромину в прямом эфире. В том, что она сбросила Вирну в океан. Притащили на шоу девочку-инвалида, которая тоже пострадала.