Либерализм: взгляд из литературы

«Либерализм» же, в пушкинской традиции, предполагал сохранность общего строя ценностей, личных и исторических, их иерархии – но при этом не навязывание всего этого другим. Сдержанность, общая доброжелательность, отказ от похоти власти, от агрессивности и алчности (liberalis – щедрый) – вот такой представлялась мне стилистика либерализма. Вообще говоря, аристократическая стилистика, если бы это слово – «аристократия» – можно было теперь употребить, не вызвав всеобщего возмущения. Своего (плохого, популистского) рода демократия была и в советском обществе, а вот чего там не было, так это либерализма. И его хотелось. Как хороших манер, как воспитанности и просвещенности – «людскости», как говорил Батюшков. Конечно, от несколько отстраненной благожелательности либерального человека до любви к ближним человека христианского – огромное расстояние, и тем не менее из всех возможных светских позиций именно либеральная (так, как она описана выше) казалась мне самой близкой к христианской социальной этике.

То, что мы узнали наяву под именем либерализма в 1990-е годы, как всем известно, ничуть не похоже на это книжное и этимологическое представление. Одна из самых представительных фигур радикального неолиберализма – Борис Парамонов. В его образе и во многих других, похожих на него «культуртрегеров», мы увидели, как теперь выглядит «либерал». Человек, позволяющий себе если не все, то многое, но другим – отнюдь! Махнет налево – улочка, направо – переулочек. Сколько развенчаний, деконструкций было произведено в эти годы: как радовались каждому новому крушению «кумира» или «репрессивной нормы»! Русская классика вообще, интеллигенция вообще, «вкус» вообще, «талант» вообще (стратегия, рынок – вот что делает Пушкина Пушкиным: между прочим, такого либерала, завидующего памятнику Пушкина, уже изобразил Булгаков в «Мастере»)… Ахматова как воплощение сталинизма. От всего освободились. Высший пилотаж – освободились от брезгливости к антилибералам (премии Проханову, симпатии к национал-коммунизму). Остались Сорокин и Бурдье. Боевые были наши либералы – и шутливые. Общий тон нашей либеральной (жалко портить это слово, но что поделаешь: самоназвание) прессы – насквозь шутливый, по мнению ее авторов. По моему же читательскому впечатлению – непристойно гаерский. Изнурительное однообразное шутовство. Главное, ни о чем не сказать с уважением или одобрением. Помню начало путевых заметок одного этаблированного поэта: «Болонья – самый мерзкий из итальянских городишек». Да, видали мы их все, итальянские городишки. Пришел, увидел, наплевал.

Что же касается радикально либерального искусства, акций и инсталляций вроде укусов посетителя, в которых виртуозен Кулик, или изрубления икон – то этот либеральный авангард уже изобразил Лесков в «Соборянах» (помните Варнаву с его вареным скелетом?). Все это считает себя просвещенным западничеством – но представляет собой дремучий угрюмый степной цинизм.

Очень жаль, что поле независимости не было использовано почти не для чего другого, как для негативизма всех видов. Либерализм такого рода не мог не провоцировать реакции на себя.