Либерализм: взгляд из литературы

1. Слово «либерал» употребляется многими русскими литераторами, а не только критиками, как бранное, пожалуй что, уже гораздо более ста лет. Интересующихся историей вопроса отсылаю к роману Ф. Достоевского «Бесы», где в соответствующем контексте цитируется «Воплощенной укоризною / Ты стоял перед Отчизною, / Либерал-идеалист», к сборнику «Вехи» и возникновению термина «либеральная жандармерия». На семьдесят пять лет, благодаря Октябрьскому большевистскому перевороту, весомую долю участия в котором либеральное сознание, разумеется, отрицает, полемика в России на эту тему прекратилась. Никакого наступления на либеральные ценности в современной словесности я не ощущаю. «Гамбургский счет» по-прежнему существует, и место писателя в нашей литературе, слава Богу, до сих пор определяется только его талантом, а не тем, что напишут о нем критики, какого он «направления» или сколько его книжек продадут в магазине «Москва». Поколенческого противостояния я тоже не наблюдаю, хотя знаком со многими яркими представителями совсем нового поколения писателей, из которых особенно выделяю сорокалетнего рассказчика из Обнинска Петра Ореховского (чьи рассказы были впервые опубликованы в прошлом году на страницах журнала «Октябрь») и совершенно не похожего на него двадцатипятилетнего романиста Владимира Лорченкова из Кишенева, лауреата премии «Дебют–2003». Как не наблюдал и при советской власти, когда общался с такими разновозрастными индивидуальностями, как Семен Липкин, Лев Копелев, Юрий Домбровский, Белла Ахмадулина, Георгий Семенов, Генрих Сапгир, Венедикт Ерофеев, Людмила Петрушевская, Евгений Харитонов, Зуфар Гареев. Не говоря уже о двух «гуру» нынешней словесности Василии Аксенове и Василии Шукшине. Или о Валентине Распутине, которого я считаю крупным писателем, несмотря на неприятие многих элементов его жизненной позиции. В отличие от советского графомана Александра Проханова, который стоит ныне на отведенном ему литературными либералами пьедестале рядом с некогда юным, по-настоящему талантливым писателем-маргиналом Владимиром Сорокиным. Русская литература – живой организм, а не процесс, как бы этого ни хотелось тем критикам, которые исследуют ее, как патологоанатомы, или ощущают себя начальниками зверинца, где в клетках сидят подведомственные им животные – писатели и поэты. Разочарование – пожалуй что, да, но это скорее относится к области политики, которая не является в данном случае предметом анализа. Компрометация либеральных идей? Тоже да. Те коммунистические вольноотпущенники-интеллектуалы, которые еще вчера проповедовали «либеральные ценности» применительно к советской подлости, лишь только КПСС прокукарекала перестройку, вновь захотели «пасти народы» и делали это, пока окончательно не пролетели, как фанера над Парижем, со своими черно-белыми представлениями о жизни, где, к примеру, писатель-каторжник С. – это ретроград и фундаменталист, а изобретатель термина «литературный власовец» Р. – светлая личность. У нас вообще многое было перевернуто, консерваторами одно время повадились именовать новых «наследников Сталина», причем делали это не только они сами, но и либеральная критика, без боя уступившая им слово «патриот». Сейчас все, кажется, становится на свои места.

2. Я считаю это не идеологическим размежеванием между либералами и консерваторами, а поисками здравого смысла. Двенадцать лет русской свободы, которую я отсчитываю с августа 1991 года, – достаточное время, чтобы прекратить размахивать кулаками и толкать друг друга в грудь с известными словами «а ты кто такой». Идеологическое противостояние в настоящий момент я наблюдаю только между экстремистами и разумными людьми, к которым относятся и либералы, и консерваторы.

3. И на том и на другом поле литературной деятельности есть значительные достижения, которые можно будет оценить лишь по прошествии времени. Литературный консерватизм в этом смысле значительно устойчивее, и сочинения Ивана Бунина сейчас имеют для меня большие смысл и значимость, чем тексты подавляющей части его сверстников-декадентов, например Леонида Андреева, не говоря уже о начисто забытых либералах тех лет, звавших Русь к топору в чаянии «горящих зданий». С другой стороны, радикалы Джеймс Джойс, Генри Миллер и Даниил Хармс после ГУЛАГа, Освенцима и Хиросимы нынче выглядят консерваторами, потому что их произведения не протухли. Для меня сейчас убедительнее выглядит «консервативный проект», достаточно емкий для того, чтобы включить в себя не только реализм, но и так называемый «авангард».