Лев Рубинштейн:
Относительно формулировки вопроса я скажу, что, по-моему, он правильно поставлен, и ключевым словом тут, безусловно, является слово «практика». Все пишущие люди знают, что результат, особенно у достаточно одаренного человека, как правило, или не совсем совпадает с поставленной задачей, или вовсе не совпадает. Поэтому я не думаю, что по отношению к слову «практика» применимы эпитеты «консервативная» или «радикальная». Кому-то хочется быть или казаться консерватором, кому-то хочется быть радикалом.
Радикальная составляющая в культуре просто необходима, а в искусстве и подавно. Она необходима даже с самыми рискованными, с самыми шокирующими гуманистическое сознание интенциями. Я за радикальный проект, но я не вижу сейчас возможностей для его успешной реализации, потому что нет мощной консервативной составляющей. Понятно, что радикальное сознание пытается дразнить и сотрясать мейнстрим, но сам мейнстрим еще не сложился. Поэтому в литературе, в отличие от визуальных искусств, где традиции хоть как-то связаны с мировой практикой, радикальная составляющая выглядит уродливо, нелепо и в большинстве случаев маргинально.Алла Латынина:
Я согласна с Андреем Дмитриевым, что лучше говорить о дискурсе, нежели о радикальном и консервативном проектах. Разделение на просветительский и дегуманизирующий дискурс мне кажется более корректным. Радикальные художественные практики, безусловно, являются дегуманизирующими. Затрудняюсь ответить на вопрос, были ли они успешными. Наверное, были – настолько, насколько способствовали разрушению каких-то тоталитарных художественных практик (таков ранний Сорокин). Частично они были неуспешны, потому что деконструктивный заряд оказался тотальным и попал не в уродливый нарост на культуре, но в саму культуру (пример Сорокина).Наталья Иванова:
Оппозиции для литературы крайне важны и плодотворны. Я думаю, что результаты этих оппозиций никуда не исчезают. Апартеид, может быть, существует, но результаты дискуссий, их аргументация никуда не делись. Это вклад в литературу, она приобрела, а не утратила. Эта полемика и аргументация являются частью истории современной литературы и в то же время присутствуют постоянно в новых дискуссиях, которые способствуют развитию искусства.II Ответственность и ответность литературной критики
1. Существует ли единое поле действия литературной критики?
Наталья Иванова:
Мы продолжаем обсуждать процессы, происходящие в современной литературе, их соотнесенность с либеральной идеологией. Сегодня речь пойдет о литературной критике. Первый круг вопросов нашей дискуссии связан с тем, что исторически происходило в нашей критике и что происходит сегодня.
Как мне кажется, на протяжении второй половины ХХ века литературная критика была четко разделена. Одно из напряжений, возможно самое главное для конца 1950-х и начала 1960-х годов, создавала оппозиция либералы – советские консерваторы, «Новый мир» эпохи Твардовского и журнал «Юность» – «Октябрь». Потом противостояли друг другу «Новый мир» – и «Молодая гвардия», «Новый мир» – и софроновский «Огонек». «Литературная газета» Александра Чаковского представляла собой допущенный сверху «либеральный» центр всех этих напряжений и пыталась снять некоторые из них. Тем не менее эти оппозиции продолжали существовать. Каждый лагерь отстаивал и пропагандировал среди читателей свои ценности, бдительно следил за чистотой своих рядов. Представить тогда, чтобы кто-то куда-то переходил, чтобы происходили какие-то подвижки в ту или иную сторону без ущерба для репутации того или иного критика, было просто невозможно.