Петр Мостовой:
Начну с небольшой зарисовки. 1980 год, Свердловск, ДК «Автомобилист», вручение единственной в то время негосударственной премии в области литературы. Я – член жюри. В память об этом событии у меня осталась примечательная фотография, на которой изображен Аркадий Стругацкий, стоящий на трибуне на фоне лозунга «Ум, честь и совесть нашей эпохи».
Эта фотография, которую я бережно храню, является для меня определенным символом той роли, которую литература тогда играла в формировании сознания самого широкого круга людей, молодых и не только. Почему? Потому что она предъявляла этим людям картину будущего, которое им хотелось бы создать, т. е. по существу выполняла ту миссию, какую литература в России выполняла всегда.
Для того чтобы осознанно пройти все фазы самоопределения, человеку, вообще говоря, многое нужно: он должен обладать культурой мышления, волевой культурой и т. д. Очень многим этот процесс самоопределения как раз и облегчала литература, предлагающая определенные образцы и цели.
Что мы наблюдаем сегодня? Мы видим, что количество грамотных, профессиональных инженеров не очень сильно сократилось, но количество читающих сократилось фатально. Я, разумеется, имею в виду читающих то, что хочется. Возможно, отчасти это следствие произошедшей в России революции и резкого уменьшения у людей количества свободного времени. Но я скорее склонен думать, что резко уменьшилось количество той литературы, которая помогает людям самоопределяться.
Раньше писателей называли «властителями дум». Не все читали их произведения, но то, что они писали, так или иначе обсуждалось, формировало общественное мнение; это было важно для отдельных людей и для тех слоев, с которыми люди себя отождествляли. Мне кажется, что сегодня мы утратили этот тип деятеля культуры.
Это просто констатация. Я пока не способен без должного анализа увязать произошедшее с социально-политическими и экономическими изменениями в стране. Но я точно не буду это увязывать с так называемым либеральным проектом в России. Более того, я утверждаю: не было никакого кризиса либерального проекта в России по той простой причине, что не было и самого либерального проекта. Было течение, порыв, но никто при этом не думал, что строить, зачем строить и какие цели следует ставить перед нацией, страной и каждым гражданином в отдельности.
Данное печальное обстоятельство обнажает реальную проблему, актуальную и для культуры, и для политики, и для власти в России, а именно проблему дефицита целеполагания и рефлексии по поводу того, что сделано, делается и должно быть сделано. Никто, повторяю, про это не думает. А ведь литература может влиять, и весьма эффективно, на процессы, происходящие в обществе, в массовом сознании и т. д., только когда она так или иначе высказывается по этому поводу.
И Проханова, между прочим, читают потому, что он в отличие от многих об этом думает и об этом говорит. И потому же читают Акунина, который предлагает по-своему блестяще исполненную консервативную и глубоко антилиберальную утопию. Заявлен некий идеал, являющийся источником цели, и поэтому людям хочется этому идеалу следовать. А то, что нам предлагается ретроспектива, так это, извините, понятно: великий полицейский может быть только в великой стране, а поскольку величие нашей страны в прошлом, то и действие вынесено в прошлое. Так что вопрос о том, что писать и что издавать, чрезвычайно актуален именно с точки зрения возможного будущего нашей страны.